Джулия Кендал - Портреты

Я постаралась добраться до дому побыстрей, несмотря на то, что метро в этот час было переполнено, приняла душ и переоделась. 3вонок в дверь раздался как раз, когда я причесывалась, злясь из-за того, что волосы отказываются слушаться, упорно желая по привычке свободно падать мне на плечи. Поняв, что мне все равно не удастся их по-модному уложить, и сердито проворчав: «Черти непослушные», я снова расчесала их на прямой пробор, бросила расческу и кинулась к двери.

– А, вы готовы? Вы что же меня разыгрывали? – Лейтон как ни в чем не бывало вошел в дверь, держа в руке книгу. – Видите – я приготовился ждать.

– Мистер Лейтон...

– О, я вижу, мне надо с вами серьезно поговорить. Вы должны называть меня по имени, иначе мы не сможем как следует пообедать.

– Почему?

– Потому что мне кусок не полезет в горло. Когда молодая красивая дама называет меня «мистер Лейтон», я начинаю чувствовать себя благородным отцом, а это вредно для психики и еще вреднее для пищеварения.

– Ясно, – я весело кивнула. – А я думала, у нас будет деловой обед.

– Вы правы. Я всегда даю своим жертвам выговориться, прежде чем выношу окончательный приговор. Но перейдем к делу. Столик заказан и будет накрыт через полчаса видите, я не безнадежный пессимист – так что мы вполне можем ехать.

Не найдя, что ответить, я надела пальто, взяла сумку, и мы вышли. Макс довольно улыбался.

Это был маленький французский ресторанчик, в котором раньше мне никогда не приходилось бывать. Пожалуй, в таком месте я вполне могла бы встретить Пег. Нас провели к столику, расположенному в глубине зала, и, после того как мы сделали заказ, который принял официант, несомненно прошедший курс галантного обхождения в Париже, Макс откинулся на спинку стула и пытливо посмотрел на меня глазами цвета полночного моря.

– Итак, не хотите ли вы поведать мне о терниях и невзгодах, которые не дают покоя стремящемуся к славе художнику в доме тридцать три на Бошом-Плейс? Я подумал, что вам для начала захочется поговорить именно об этом.

– О, Господи, а я-то надеялась, что вы не станете расспрашивать. Только представьте себе, что значит прозябать в безвестности! Что-то вроде этого: «А чем же вы занимаетесь, детка? Рисуете? А, ну да, маленькие картиночки. Как мило. Не замужем, говорите? Понимаю... В ваши годы... Ну-ну, не стоит огорчаться, вы еще молодая, не поздно...» Ужасно противно.

Макс улыбался.

– Неожиданный поворот, я бы' сказал. И какие перспективы?

– Боюсь, кроме вас – никаких.

Теперь он расхохотался.

– Благодарю за откровенность, мадемуазель.

– Ой, я не то хотела – я онемела от смущения, почувствовав себя полнейшей идиоткой. – Я вас неправильно поняла.

– Я знаю. Ну так что, есть у вас на горизонте выгодные мужья?

– Нет, пока ничего не светит, но я не испытываю ни малейшего беспокойства поэтому поводу, так что в выражении сочувствия не нуждаюсь.

– Не буду, ни в коем случае, клянусь, – он резко переменил тему. – Расскажите, что заставило вас взяться за французскую серию?

Принесли бутылку белого вина «Мерсо». Я молча наблюдала за спектаклем, который устроил официант, разливая его, и только потом заговорила.

– Просто захотелось и все. Мне полюбился этот уголок земного шара, и я, не удержавшись, купила там дом два года назад. На первый взгляд там нет ничего особенного, но для меня – в общем я там сразу начала писать и не могла остановиться, пока не сделала эту серию.

– Да, в ней заметно развитие. В людях меня всегда восхищает, что они к чему-то стремятся, и не важно, на пользу это или наоборот. Вы знаете, что я собираюсь писать о ваших работах?

Я набрала побольше воздуха. Он, конечно, повернул разговор так, как было удобней ему.

– Нет, откуда мне знать, какие у вас планы. Но, если можно, я хотела бы спросить, почему обо мне? Я не слишком заметная фигура.

– Мне попались на глаза кое-какие отзывы о вашей выставке. К тому же у Джорджа Беннета хороший вкус, и потому я решил зайти и посмотреть, с чем он возится на этот раз. Он не часто устраивает вернисажи вроде этого неизвестным художникам. Ему случалось и прогорать, вы, вероятно, слышали, и я не мог отказать себе в удовольствии посмотреть работы, ради которых идет на риск владелец галереи. Кстати, звучные имена не всегда меня привлекают. Я пишу о том, что мне интересно, и о хорошем, и о плохом.

– Макс, – я опустила глаза.

– Да?

– А зачем этот обед? – я попыталась заглянуть в его глаза и заметила, что они смеются.