Она находила Люську и озорной, и симпатичной, и с чувством юмора, и вовсе не удивлялась, что это такой сугубо положительный Федор нашел в маленькой стервозной девчонке. Ира с Сергеем жили с родителями дружно, и Федор, к тому времени уже основательно вставший на ноги, чтобы быть поближе к семье брата, купил по случаю домик с участком в том же дачном кооперативе, на той же улице, только повыше, на горке, поближе к лесу. Домик он утеплил, покрасил, сам сложил печку, пристроил веранду, в общем, домик получился хоть крохотный, а всем на загляденье. Но несмотря на домик, на кусты смородины, на квартиру в Москве, в один осенний дождливый день Люська покинула Федора. Причем ушла в одночасье, без скандала, оставила невразумительную записку и исчезла из квартиры с одной небольшой сумкой личных вещей.
«Ты, Федя, хороший человек, — написала в записке Люська, — но с тобой проживешь — не поймешь, зачем жил. Ты меня не ищи, я полюбила другого».
Федор долго горевал над этой запиской. Люськин новый муж оказался, в конце концов, каким-то поддельным фирмачом, а в прошлом карточным шулером. Вскоре его посадили, и Люська осталась с крошечной дочкой на руках и с родителями-пенсионерами. Кто видел, говорили, что дочка просто копия Люськи — один в один. А потом Люська с дочкой куда-то уехали, родители Люськины в дачке той, Федором отстроенной, не появлялись, хотя он еще до развода с Люськой переписал дачку на них. В общем, жизнь как-то текла, одни поколения дачников сменяли другие, и пришло время — рана Федора стала затягиваться. Потом общими усилиями Ирина и родители стали потихоньку сводить Федора с Ольгой, хотя оба были уже к тому времени не первой молодости; в общем, некоторое время спустя Федор женился на Ольге. И началась в этой семье новая жизнь.
Оля преуспевала. Была она все такая же осанистая, красивая. Стала директором школы, внедрила новые методы обучения, слыла на хорошем счету, зарабатывала прилично. Сергей с Ириной работали за границей, в прошлом году вернулись на родину, устроились на работу в хорошую фирму. Федор же стал настоящим боссом. С завода давно ушел, открыл свою торговлю автомобилями, закрутил дело с японскими фирмачами, резко заматерел и пошел в гору. Оля успевала и работать, и обеспечивать налаженный быт. Когда надо было, привлекала к делу родителей. Те никогда не отказывали. Хозяйство было поставлено на широкой, добротной основе, капитал приумножался, в загашнике уже были и владения землей, и отличная квартира в самом центре, с видом на Москву-реку у Киевского вокзала. И теперь вот на расширенном и благоустроенном участке, на котором уже не осталось ни грядок, ни вишневых деревьев, выстроен был трехэтажный дом с зимним садом и городскими удобствами. И дом этот возвышался над всей округой, как дворец в мавританском стиле, и старые дачники, проходя мимо, только прищелкивали языками и говорили:
— Да, поднялись Цветковы через своего зятя. Молодец, мужик! Сам всего добился.
Проект этого загородного дома выбирала по своему желанию Оля. А от старых построек на участке остались баня и обветшалый сарай. Баню предполагалось в будущем перестроить, а сарай разобрать. Сейчас там хранился старый хлам, доски, ржавые кастрюли, бочки да веревки. Через щель в стене сарая видна была улица, и Оля настаивала, и Федор сам хотел, обнести этим летом участок кирпичным забором, чтобы уж точно чувствовать себя в своем доме как в крепости.
— Зачем всем знать, что делается у нас в доме? — говорила Оля. — Да это и небезопасно по нынешним временам.
И Федор с ней соглашался.
Переливающаяся ярко-синяя красавица «тойота» чуть слышно дрогнула от поворота ключа в замке в предвкушении гонки и разочарованно мелодично сыграла отбой, когда Федор открыл ее переднюю дверцу в ответ на восклицание жены:
— Федор! Хлеб-то забыли в Москве купить! Придется тебе съездить в местный магазинчик. Да купи вермишели про запас на лето!
Магазин находился в конце пыльной улицы, на пригорке у леса, и «тойота», брезгливо, еле слышно ворча мотором, двинулась со двора, зная, что хозяин, если ему дать волю, не будет ходить пешком даже в туалет. Поездки по поселку «тойота» не любила. Разогнаться негде, а блестящие перламутрово-синие бока мгновенно покрываются пылью. Но с хозяином не поспоришь, и, послушная чуть заметному надавливанию на педаль его ноги, красавица машина выплыла со двора и устремилась в гору.
Федор чуть-чуть подправлял двумя пальцами руль и рассеянно смотрел на дорогу, выбирая наименее пыльные участки. Жизнь кипела по сторонам. То здесь, то там виднелись обнаженные на первом солнышке спины дачников, вскапывающих землю под картошку. Кое-где уже стали подниматься в небо дымки шашлыков. Нежной, прозрачной еще зеленью кудрявились смородиновые кусты. «Тойота» шутя, с места взяла пригорок, и Федор, увидев, что дверь в магазин открыта, облегченно вздохнул, что сумеет быстро выполнить поручение жены, и одновременно ощутил какое-то беспокойство. Все дело было в том, что тот домик на пригорке, рядом с которым теперь выстроили магазин, оказался обитаем. Несколько лет он стоял на отшибе одинокий, заброшенный, с заколоченными окнами, с облупившейся, еще Федором нанесенной краской. В прошлом году дорогу к поселку провели и с другой стороны, через лес, где было короче, поставили там магазин, — и пригорок, что раньше был на отшибе, теперь оказался на въезде в поселок, прямо напротив шлагбаума, рядом с будкой сторожа. Такое местоположение автоматически увеличивало стоимость дачки.
Читать дальше