Татьяна Тронина: Серебряные слезы

– Я вот почему вас вызвал, Елизавета Аркадьевна... – вспомнил Викентий, нахмурив седые, цвета стали, брови. – Как там ваша работа продвигается?

Я была по возрасту самым младшим преподавателем, поэтому он считал, что меня надо опекать.

– Все в порядке, – кивнула я, – пока никаких сложностей. Сессия закончилась – буду ездить в библиотеку.

– Отдохните хотя бы недели две – в августе нам еще вступительные принимать. Очень большой конкурс в этом году. Народ понял, что юристов и бухгалтеров слишком много развелось, и кинулся изучать гуманитарные науки.

Из нашего института выходили журналисты, критики, сценаристы, филологи, учителя, было даже несколько известных писателей. Очень много выпускников работало на телевидении и радио. Слава иногда стоит дороже денег.

– Как вы собираетесь раскрывать тему?

– Ой, по ней столько материала... У каждого автора Серебряного века своя теодицея, трансцендентальность. Ну, и ангелов полно. Ангел как символ смерти, символ божественного миропорядка, символ любви...

– Я вас умоляю, только не делайте из своей работы беллетристику!

– Я не собираюсь... – испугалась я. Если сейчас Викентий примется за критику, то мне до вечера отсюда не выйти!

– Каких авторов предполагаете использовать?

Я принялась перечислять.

– А Брюсова? – вдруг перебил он меня, сверкая хищным стальным взором.

– Его в первую очередь! Господи, браться за такую тему и забыть про «Огненного ангела» Брюсова... Вы обо мне так плохо думаете! Я, кстати, еще одного автора откопала – он почти неизвестен. Лирика проходная, ни разу с тех пор не переиздавалась, зато есть небольшой роман, называется «Бледный ангел». Копалась в архивах и вот... откопала. Правда, только отрывки. Вы его, конечно, не знаете, но это в некотором роде образец декадентского стиля...

– Как не знаю?! – Викентий даже подпрыгнул от возмущения на своем кресле, больше напоминающем трон. – Как это я не знаю...

А я и забыла, что у моего начальства пунктик – Викентий всегда и обо всем должен был знать. Даже малоизвестных писателей Серебряного века...

– Автор – Андрей Калугин, не так ли? – ехидно произнес он.

– Да... Вы просто гений, Викентий Петрович!

– Милочка, не льстите мне, я совершенно невосприимчив к лести. Если бы я верил всяким похвалам, то давно бы вылетел из своего кресла...

И пошел, и пошел...

– Кстати, об этом авторе я могу вам еще кое-что сообщить, чего вы сами не узнали бы, моя дорогая, даже если б сто лет копались в архивах...

– Викентий Петрович – вам звонят из мэрии! – без стука влетела в кабинет секретарша. – Я соединяю...

– Да-да, конечно... – Начальство сразу же потеряло ко мне всякий интерес. – Идите, Елизавета Аркадьевна, мы после все обсудим. Идите, мой бледный ангел...

Выходя от Викентия, я заглянула в большое зеркало, которое висело у него в предбаннике. «Бледная – это верно, – отметила я. – Но до ангела мне еще очень далеко».

Лето мое прошло так, как я и предполагала. Тихие библиотечные залы, запах книг, шепот скучающих библиотекарш за стойкой, скрип выдвигаемых и задвигаемых ящиков в отделе каталогов, ноющие в суставах пальцы – приходилось много записывать. Еще незримые беседы с Лосевым, Бердяевым, Федоровым, Владимиром Соловьевым... Еще стихи и проза – все то, что касалось ангелов. Ангел в русской литературе начала двадцатого века как символ смерти, как символ любви, творчества... Метафоры и прочая, и прочая...

В августе начались вступительные экзамены в наш институт, и я заседала в приемной комиссии. Викентий бегал злой, замученный и еще более стальной, чем раньше, потому что комиссию завалили апелляциями и надо было противостоять двоечникам. Абитуриентов и в самом деле было очень много.

Но в десятых числах стало немного легче, и он подошел ко мне.

– Помните наш последний разговор? – спросил он.

– Какой? Это когда вы посылали меня к нашему юристу?

– Да ну вас, Елизавета Аркадьевна... Когда мы говорили о научной работе, которую вы пишете!

– Ах, тогда...

– Вот-вот, – удовлетворенно кивнул он. – Мы говорили о Калугине и его романе «Бледный ангел». Он, конечно, интересный, но будет еще интереснее, если вы съездите по одному адресу. Вы что-нибудь знаете о самом авторе?

– Ничегошеньки. Умер в тридцатых или сороковых годах двадцатого века – больше никаких биографических сведений.

– Детка, я вам предлагаю немного покопаться в прошлом. Вам это будет интересно и полезно, потому что о прочих авторах уже писано-переписано и надобно нечто новенькое. Небольшое открытие...