Габор Васари - Monpti

У моего левого соседа восхитительным голоском каждую субботу после полудня щебечет женщина, иногда даже в воскресенье. В промежутках они ходят обедать, ужинать, при случае также в кино, но самые волнующие вещи происходят дома, и я вынужден все это слушать.

Дама с симпатичным голосом, например, говорит:

– Иди сюда, мой невозможный маленький лысик, и сейчас же скажи что-нибудь приятное своей белой кошечке.

У соседа справа жизнь воспринимают серьезнее…

– Ты мне изменила?

– Да ты что, обезьяна, клянусь жизнью моей матери. (Бедная мама.)

Внизу кто-то неутомимо воркует:

– Chouchou… Chouchou… Chouchou… Chouchou… Милашка… милашка… милашка… милашка…

– Ах, чего бы я не сделала ради тебя, мышоночек! Надо бы постучать во все стены: «Дамы и господа, прошу немного сочувствия и понимания. Я одинокий, бедный молодой человек. Если уж без всего этого нельзя обойтись, то избавьте меня хотя бы от подробностей».

Они наверняка все слышат друг друга, но им, видно, ничто не в состоянии помешать. Правда, однажды какая-то из женщин заметила Бог знает в какой комнате:

– Дорогой, однако, эти стены очень тонки. На что мужской голос пробурчал:

– Qu'est-ce que ça peut me foutre, à moi? A мне на это с высокой колокольни…

Одним словом, я живу в отеле «Ривьера». Я хорошо выгляжу, настоящий джентльмен; один из моих прародителей был важной птицей при дворе короля Маттиаша.

Но в данный момент, к сожалению, речь не о том.

Почти полгода прошло, как я прибыл в Париж для четырехнедельного обучения.

Единственная причина моего затянувшегося пребывания тут: у меня нет денег на обратную дорогу. Учебная поездка никак не может окончиться. Такое тоже бывает.

Ни о какой помощи из дому и речи быть не может после писем, которые я отправлял ради душевного спокойствия родителей. Ничего не остается, как продолжать эту необычную учебную командировку, милостью провидения когда-нибудь у нее обозначится цель. Если бы я потребовал от домашних денег, мне бы обязательно прислали. Но как только мысль об этом приходит мне в голову, я вспоминаю бабушку, сказавшую как-то раз обо мне:

– Вот увидите, этот юноша в своей жизни даже на воду сам не заработает.

Поэтому, памятуя уже об одной бабушке, я не могу требовать из дому денег. Правда, бабушка проживет еще в лучшем случае лет десять. Не знаю, стоит ли из-за этих нескольких лет… В конце концов, я волевая личность. Во всяком случае, я молю Бога, чтобы эта учебная поездка окончилась хотя бы в больнице, а не на кладбище.

Я живу один, и мне не к кому обратиться за помощью. У меня есть, правда, один друг в Париже, которому я еще в начале своего пребывания здесь ссудил триста франков, но благодаря этому необдуманному шагу мне удалось окончательно от него избавиться.

Из фешенебельного отеля, в котором я остановился в первом самозабвенном угаре, я вскоре переехал в «Ривьеру», после того как, подобно воздухоплавателю на шаре над открытым морем, выбросил из корзины – я хотел сказать, из моего чемодана, – все движимое, то есть годное для продажи, чтобы продлить свою жизнь.

Мои первые впечатления на улице Сен-Жакоб были столь ужасающи, что я стремглав помчался в библиотеку Св. Женевьевы, чтобы разузнать, кто такой был этот святой Жакоб.

Несчастный был епископом в Низибисе и преставился восьмидесяти лет от роду. Но после его смерти французы вспомнили о нем: назвали улицу его именем.

В гостинице «Ривьера» жизнь скучна, в особенности если нет ни денег, ни цели и есть только ожидание чего-то, плохого или хорошего – неизвестно.

Я встаю в одиннадцать часов утра, потому что мне надоедает сон, лучше сказать – неясная полудремота этих утренних часов, в которую привносят чуточку реальности лишь звонки в девичьем пансионе. В полдень я отправляюсь гулять в ближайший Люксембургский сад и остаюсь там до двух часов; тем временем горничная убирает мою комнату и Мушиноглазый с удовлетворением констатирует, что я ем на стороне.

В два я иду домой. По пути я покупаю литр молока, полметра парижского хлеба и коробку нормандского сыра. Все это я прячу под своим пальто и незаметно проношу в комнату. Согласно гостиничным правилам, в номерах готовить запрещено; несмотря на запрет, это делает почти каждый постоялец – тайно и украдкой, обращая внимание на малейший запах. Случается, что без всякой причины приходит мерзкий Мушиноглазый и стучит в дверь с целью проверки.

У меня есть большой электрокипятильник, и я готовлю себе литр какао на молоке. Половину я выпиваю в полдень, другую половину оставляю на ужин. На вечер остается также половина сыра и хлеба. После приготовления какао я никогда не мою кастрюлю. Благодаря этому обстоятельству со временем в ней образуется толстый слой подсохшей гущи, которую я могу соскрести, размолоть и снова пустить в дело.