Габор Васари - Monpti

Сиделка выходит из-за окрашенной в белое двери. За ней я на мгновенье вижу при слабом коридорном освещении длинные двойные ряды белых кроватей.

Только спокойнее. Не следует сразу пугаться при виде такого обилия белого. Знак невинности тоже белый.

– Вы супруг? – слышу я голос сиделки, неожиданно обернувшейся ко мне. – Пойдемте со мной.

Сомнений нет, Анн-Клер назвалась моей женой. Я вижу, она не потеряла присутствия духа. Мужчина был прав, ничего страшного не будет. В нескольких местах содрана кожа, безобидные царапины. Французы такие осторожные, пожилые женщины с простыми болями в животе уже ложатся в больницы.

Открывают дверь, сиделка пропускает меня вперед.

В комнате Анн-Клер нет. Мы находимся в своего рода бюро, двое мужчин в белом говорят друг с другом, покуривая сигареты.

– …Processus xyphoideus… flexura duodenojejundis и прекрасный экземпляр mal caduc.

Один из них с удивлением воззрился на нас. Сиделка что-то говорит ему.

– А, – говорит он и с любопытством смотрит на меня. – Этой маленькой очаровательной блондинки?.. Да, прошу вас, можете пройти.

Он подходит к умывальнику и открывает кран.

Второй, от которого разит эфиром, выходит и уже в дверях спрашивает:

– Ты что сегодня вечером делаешь?

– Я позвоню тебе.

– О'кей.

– Так идемте же! – нетерпеливо говорит сиделка и теребит меня за рукав. Мы проходим еще одним коридором.

– Пожалуйста… что случилось с моей женой?

– Ее переехал автобус. Вы что, не знаете? – поражена она.

– Где?

– Идемте, идемте.

Мы входим в огромную палату. При свете красноватой лампочки видны женщины-пациентки, лежащие в кроватях. Они поворачивают головы при нашем появлении и смотрят на нас. Одна из них приподнимается в постели, белое пятно в сумраке – как будто оживший в ночи труп.

Анн-Клер? Нет, это не она.

Женщина хнычет, когда мы проходим мимо нее:

– Madame, c'est terrible! Это так ужасно! Сиделка не отвечает, спокойными быстрыми шагами проходит дальше.

Какая из этих женщин Анн-Клер? Мой взгляд боязливо прыгает от кровати к кровати, отыскивая ее белокурую голову. Ее здесь нет. Мы проходим всю палату и теперь находимся в следующем коридоре, откуда есть проход в небольшую палату.

Вторая санитарка спешит мимо нас и роняет на ходу:

– Номер одиннадцать: ей совсем плохо.

Она не ждет ответа и торопится дальше, оставляя за собой шлейф эфирного запаха.

Моя сиделка открывает дверь, заглядывает внутрь и говорит:

– La voilà! – С этим она оставляет меня стоять. Совсем небольшая палата, внутри только кровать и ночной столик… Между двумя высоко поставленными подушками полусидит-полулежит Анн-Клер, она улыбнулась, завидев меня.

– Servus, – говорит она на венгерский манер.

– Что случилось?

– Закрой как следует дверь. Никто не слышит? Я сказала, что я твоя жена, только затем, чтобы ты побыстрее приехал. Ты сердишься?

– Ради Бога, что с тобой стряслось?

– Дурацкая машина наехала на меня.

– Где тебя переехали?

– На рю Ги Люссак, недалеко от тебя. Наклонись, я хочу тебя поцеловать.

– Где у тебя болит? Твои ноги?..

– О, я не умру от этого, не бойся.

– Что сказали врачи?

– Что я не должна двигаться. Знаешь, уже было так поздно. Я ведь хотела быть у тебя в шесть часов. Я так ужасно спешила и не смотрела по сторонам, когда шла по улице. Неожиданно кто-то закричал, но не я, – и вот я тут. А как ты?

– Тебе больно?

– Нет. Мне делают уколы. Я только устала и ослабла, но это оттого, что я потеряла немного крови.

– Анн-Клер, ma petite, почему ты была так невнимательна к себе?

Она тихо улыбается:

– Ты напуган, Monpti? Ты любишь меня?

– Боже мой, Боже мой, нас преследуют одни несчастья.

– Ну, это первый раз. Подойди, я хочу погладить твои волосы. Врачи сказали, что через две недели я снова буду здорова. Знаешь, я почти не чувствую своего тела, такое впечатление, что у меня его вовсе нет. Это от большого количества уколов.

– Так?..

Временами она закрывает глаза, и лицо ее искажает легкая гримаса.

– Сядь ко мне на постель.

– Нет… я не сяду.

– Ну, говори, я тебя буду слушать, только не надо меня бранить…

– Через две недели ты будешь опять дома, Анн-Клер… Это точно… Это ведь и не так страшно… Возможно, ноги у тебя еще немного поболят, но это пройдет… Скажи, они сейчас болят?

Она не отвечает. С закрытыми глазами она лежит не двигаясь. Лицо ее распрямляется, она дышит равномерно, словно заснула. Я стою у края кровати и слышу, как где-то захлопнулась дверь. Тихими, быстрыми шагами по коридору проходят люди.