Лара Эвери: Дневник моей памяти

Я попросила:

– Давай присядем. Можем присесть?

– Конечно, давай.

Мы опустились на землю, прислонившись к кресту.

Я рассказала ему про сегодняшний день.

Рассказала, как два месяца назад мне вдруг стало тяжело смотреть вверх, и я пошла к врачу – думали, мигрень. Рассказала, как полтора месяца сдавала анализы, как зубрила европейскую историю, стоя на холодном перроне аэродрома, потому что клиника Майо далеко, в Миннесоте, и как наврала Мэдди, что не приду на тренировочные дебаты, потому что бабушкина сестра умирает – ведь это почти правда, она на самом деле умерла, от моей же болезни; вот еще почему нельзя говорить Мэдди, что я больна: если она решит, что я умираю, то начнет хвалить меня, даже когда хвалить не за что, а между тем она одна из немногих, чьему мнению по части дебатов я доверяю. Рассказала, как первое причастие Гаррисона пробудило во мне воспоминания, а заодно любопытство и страх перед будущим, которое видится теперь суровым, но не беспросветным, и у меня лишь прибавилось решимости добиться всех целей, причем как можно скорее.

Когда я договорила, у Купа покраснели глаза. Нет, не от избытка чувств, а оттого что дым попал в глаза, почти наверняка.

– Фу ты, черт… – только и мог он сказать. Надо отдать ему должное, ни разу не перебил.

– Да уж, – отозвалась я. Я испытала облегчение, будто меня только что стошнило. И, кажется, взмокла. Но на душе стало пусто и безмятежно.

Куп кивнул, подыскивая слова.

– Беда-то какая, Сэмми!

Он уставился в землю. В кармане у него засветился экран телефона, Куп вытащил трубку. На экране мелькнуло имя: «Малышка Кэти». Он не стал отвечать. Но звонок лишний раз напомнил мне, кто мы сейчас друг другу. Не будь меня рядом, Куп ответил бы на звонок. Он не стоял бы здесь со мной, если бы ему не приспичило покурить. И он, и я обычно по-другому проводим вечера. Мы как два космических булыжника – столкнулись в вакууме и летим себе дальше, каждый по своей траектории. Никакие мы не друзья.

– Да все нормально. – Мне хотелось, чтобы Куп поскорей ушел и забрал с собой весь груз, что я на него обрушила, и мне бы никогда не пришлось снова об этом говорить. Малышка Кэти опять позвонила.

Я указала на его карман.

– Ответь.

– Кэт, – сказал Купер, разблокировав экран, – я сейчас. – И швырнул окурок, так что я еле увернулась. – Прости! – бросил он и заспешил прочь, прижав к уху телефон, на ходу затоптав окурок адидасовской кроссовкой.

Пока он ворковал с Малышкой Кэти, я прошмыгнула в церковь под самый конец службы, а когда мы вышли, Купа и след простыл. И все-таки приятно было его повидать. Старина Куп.

Ох, черт! Только бы он никому не проболтался о моей болезни!

Да не скажет он никому.

Нет.

Не скажет.

Здравствуй, Сэм-из-будущего! Тема сегодняшних дебатов – идти ли Сэмми на вечеринку к Россу Нервигу в пятницу, двадцать девятого апреля. Основные понятия сформулируем так: вечеринка – собрание молодежи в жилом помещении, где отсутствуют родители, зато присутствует алкоголь. Сэмми – девушка, восемнадцать лет, на вечеринке не была ни разу. Росс Нервиг – выпускник Гановерской средней школы, регулярно устраивает вечеринки (определение см. выше). Наша команда выступает за то, чтобы Сэмми пошла на свою первую в жизни вечеринку.

Я как первый и единственный оратор остановлюсь на пользе от данной вечеринки с профессиональной точки зрения, вероятности, что родители отпустят Сэмми, а также возможном присутствии на данной вечеринке Стюарта Шаха.

Во-первых, опишу условия, на которых Сэмми попросили посетить данную вечеринку, и остановлюсь на том, как выполнение просьбы повлияет на ее профессиональные успехи. Цель Сэмми – выиграть Чемпионат США по дебатам, который состоится через две недели. Во время тренировки Мэдди Синклер назвала вечеринку наградой за их упорную работу.

Мэдди Синклер: партнер Сэмми по дебатам вот уже в течение трех лет, завсегдатай вечеринок у Росса Нервига и без пяти минут студентка университета Эмори. Участница всех школьных спектаклей, душа компании театралов и киноманов. Однажды Мэдди призналась, что она как индеец Руфио из старого фильма «Капитан Крюк», а все ее друзья – «пропавшие мальчики». Я полезла в Интернет, и оказалось, даже ее нынешняя прическа – ярко-рыжий ирокез – почти как у Руфио.