Сара Александер: Умение не дышать

Когда я выхожу из ванной, мама сидит на ступеньках на середине лестницы, подперев ладонями подбородок. Похлопываю ее по плечу, и она оборачивается с таким видом, словно понятия не имеет, кто бы это мог быть позади нее.

– Твой папа вот-вот вернется. Как только он приедет, мы отправимся в супермаркет.

Она не трогается с места, и мне приходится перелезать через нее, чтобы спуститься вниз.

Как бы я ни старалась открыть дверцу холодильника бесшумно, все равно раздается чавкающий звук.

– Элси!

– Я только возьму что-нибудь попить! – кричу в ответ и тянусь за банкой колы. Попутно беру несколько кусочков ветчины и засовываю в рот, пока никто не вошел в кухню. Стараюсь при этом не стереть помаду.

Мама говорит, что я съедаю все припасы в доме, что ей ничего не достается, но это не правда, к тому же за еду платит отец, а Диллон ест, как воробышек, так что мне просто полагается доля братца. Готовкой чаще всего занимаюсь тоже я, поэтому имею право на справедливую плату за свой труд.

– Если смотреть на дверь, она никогда не откроется, – говорю я, пробираясь наверх мимо мамы.

Но тут мы слышим, как звенят ключи. Никто не спешит к двери, чтобы отпереть ее, и отец удивляется, увидев, что мы с мамой смотрим на него с лестницы. Вид у него такой, словно его не было дома давным-давно.

– Я вернулся, – сообщает он таким тоном, словно мы этого не заметили.

В супермаркете холодно, и я прячу руки под оранжевым плащом; пустые рукава безжизненно висят по бокам. Диллон плетется за мной, сунув руки в карманы. Ему неловко рядом с нами. Мне вдруг захотелось поиграть в зомби. Раскачиваясь в талии – так, что рукава плаща стали разлетаться, – поворачиваюсь к Диллону с открытым ртом, вращая глазами. Он вздергивает брови, подходит ближе и шепчет:

– Ты что вытворяешь? Видок у тебя такой, словно по тебе психушка плачет!

– На себя бы посмотрел! – фыркаю я и просовываю руки в рукава.

– Забыла, зачем мы сюда пришли? Ты тут всех перепугаешь!

Забыть невозможно. Тем более что это я виновата в том, что мы сегодня здесь.

– Не забыла. Но только зомби не любят унылых. Если не развеселишься, тебя сцапают.

Я снова закатываю глаза и высовываю язык. При этом с моих губ срывается очень убедительный зомбоидный стон.

Диллон улыбается. Едва заметно кривит губы, но и этого достаточно.

Тут отец берет с полки несколько коробок шоколадных пальчиков. Мама в шоке.

– Он их ненавидит, Колин! – говорит она так громко, что люди оборачиваются. Я смотрю на Диллона. Он качает головой и делает вид, будто изучает ценник на полке позади.

– Ну, ему их есть и не придется, – бормочет отец.

– Не в этом дело!

Отец тем не менее кладет коробку с печеньем в корзину, а мама начинает со стоном дергать себя за волосы. Ее пальцы снуют в кудряшках, словно голодные маленькие червячки.

– Почему ты такой бесчувственный? – говорит она, вернее, выплевывает слова.

Отец стоит, молча посматривая по сторонам и качая головой. Я не стану его выручать. Он и вправду бесчувственный.

Когда мама принимается швырять коробки с печеньем ему под ноги, он делает пару шагов назад. Похоже, наша семейка полностью перекрыла ряд со сладостями. Поодаль собралась толпа, все глазеют на нас. Там есть ребята из нашей школы, поэтому я прячусь за тележкой, заваленной коробками с «яффскими тортиками» [3] «Яффские тортики» (Jaffa Cakes) – особый вид печенья в шоколаде. Изначально при их приготовлении использовались яффские апельсины. . Гадаю, не стоит ли мне изобразить зомби, чтобы отвлечь зевак, наблюдающих за ссорой моих родителей, но мне так стыдно, что я не могу выпрямиться, я словно прилипла к полу. Диллон все еще делает вид, что изучает ценник; с того места, где я сижу на корточках, отлично видно, что на ценнике написано крупными буквами: «НЕТ В ПРОДАЖЕ».

Мама швыряется розовыми вафлями.

– Селия! – кричит отец, отбегая в сторону. – Мы едем домой.

Он задевает тележкой стеллаж с товарами и уходит. Стеллаж качается, в тележку валятся пакеты печенья «Бурбон».

Когда все бегут вслед за моим отцом, я быстро расстегиваю плащ и аккуратно засовываю пачку печенья под мышку. Потом перехожу в соседний ряд и хватаю с полки свечки. Маленькие такие, тоненькие – их ставят на именинные тортики, но и они сгодятся. По крайней мере, хоть что-то будет у меня на завтра.

Ожидание – это все равно что слушать, как тикает часовой механизм бомбы. Чем ближе к этому дню, тем громче тиканье; чем громче тиканье, тем громче вопят родители; чем громче вопят родители, тем сильнее мне хочется забраться в машину и переехать моего отца.