Диана Кизис - Последний штрих

– Ничего у нас не вышло, Зак. – Я поднялась с тахты. – Давай уж признаемся себе – такую кашу мы заварили. – Я указала на коробки и скомканные газеты, раскиданные по комнате.

– Ох, вот только угроз не надо, – сказал он. – Мы оба знаем, что ты не способна на решительные действия.

Я посмотрела на Зака и увидела его боль. Боль эта ощущалась в натянутых венах шеи, в покрасневших белках глаз. Сколько в нем было гнева, отчаяния и безнадежной тоски! Естественно, не по мне.

Да, раньше я не была способна на решительные шаги, как правильно подметил Зак. Но не теперь.

В час ночи я постучала в дверь Мэй. Она снимала квартиру в переделанном складском помещении за баром, в центре города. У меня полчаса ушло на то, чтобы ее разыскать. Мэй открыла дверь, увидела мое зареванное лицо и грязную одежду, в которой я двигала мебель и перетаскивала коробки, и изрекла:

– А я-то думала, вас хотя бы на месяц хватит.

– Мэй, – всхлипнула я, – ну за что мне это?

– Давай вваливайся, – пригласила она, – и рассказывай все по порядку.

Я выложила все как на духу: мол, это началось не сегодня, а еще в День благодарения. Просто я не сразу осознала. Сначала думала, что Зак без меня зачахнет, а потом поняла, что это в корне неверно. Да, я люблю его, но только как друга (вот идиотка! И где только набралась таких ходульных фраз?), а не как возлюбленного. Мне бы остепениться, ан нет – заварила эту кашу с переездом, чем окончательно разбила ему сердце. Когда я заявила Заку, что нам нужно расстаться, он посмотрела на меня как на исчадие ада.

И тут у меня в душе словно плотину прорвало: я высказала ему все, о чем так долго молчала: как на меня накричала Дерри; что Брин теперь меня ненавидит; как мне одиноко. Да, я всегда мечтала о том, чтобы быть с ним, но все разрушили разные житейские мелочи. Да Зак, наверное, и сам понял: мы поспешили и сами все загубили...

Зак поднял руку, требуя, чтобы я замолчала. Он плакал. Вот сейчас-то он согласится со мной и признает, что мы допустили страшную ошибку.

Но он сказал совсем другое:

– Я хочу, чтобы ты ушла. Прошу тебя только об одном: никогда, слышишь, никогда сюда не возвращайся!

Со щемящим чувством горечи и облегчения я схватила сумочку и хлопнула дверью. Я оставила позади все, что имела: одежду, диски, любимую мебель и единственного человека, которого я знала еще со студенческой скамьи и которому всего несколько минут назад я была не безразлична.

Все это я и выложила Мэй, перемежая свой рассказ всхлипами. Сидя по-турецки посреди комнаты, Мэй время от времени кивала. На ней были пижама с песиком Снупи, бигуди в волосах, на ногах носки в яркую полосочку. Милая Мэй. Сестренка в стиле неопанк, которой у меня никогда не было.

– Вот, значит, как? – спросила она, налив мне зеленого чая.

– Ага, – кивнула я. – Я даже зубной щетки не захватила. Господи, Мэй! – Я уткнулась лицом в диванную подушку. – Ты бы видела его лицо! Это было ужасно!

– Он скоро придет в себя.

– Еще бы, – кивнула я. – Ведь у него такая прочная опора.

– Вот только этого не надо! – Она напомнила, что я осталась без дома, без работы и с разбитым сердцем. – Я так тобой горжусь! Всегда думала, что тебе не помешает встряска, но ты превзошла все мои ожидания.

Мэй встала и направилась на кухню. Вернувшись, протянула мне высокий бокал вина. От чая, заверила она, в такой ситуации проку мало.

– Послушай, – сказала Мэй. – Сесил я не знала. Но не думаю, чтобы она позволила тебе так просто узурпировать ее место. Ведь Зак еще даже не кончил ее оплакивать. Так что никто ни в чем не виноват. Так уж получилось.

– Да, так уж вышло, – вздохнула я, и на душе у меня самую малость полегчало. Я поняла, что давило на меня последнее время: я старалась казаться той, кем мне не дано быть.

– Пошли, поспишь сегодня со мной в одной постели. – Она поднялась.

– Да мне и на полу хорошо.

– Пол грязный, – заявила она. Действительно, повсюду валялись стопки газет «Нью-Йорк таймс», а отправившись в ванную за бумажным платком, я напоролась босой ногой на пластмассовую сережку в форме единорога. – Уютно свернемся рядышком, только, чур, без всяких лесбийских штучек.

Впервые за этот вечер я рассмеялась.

– Кстати, – Мэй откинула одеяло и взбила мою подушку, – сегодня я подала заявление об уходе. – Она протянула мне пижаму со Смурфом и залезла в постель. – Эх, кто теперь будет выплачивать мне жалованье? Вся надежда на тебя.