Вера и Марина Воробей - Давай уйдем вместе

Вот уже в который раз перечитывала Каркуша это письмо. От старости бумага пожелтела, а в некоторых местах, на сгибах, даже порвалась. В письме было множество орфографических ошибок, а если говорить о знаках препинания, то из них в письме имелись одни лишь точки. Запятые, тире, двоеточия, а также вопросительные и восклицательные знаки отсутствовали напрочь.

Но Каркушу не волновала орфография. Ее волновал, и волновал до слез, смысл письма. Сердце девушки колотилось так, что каждый его удар отдавался в висках, горле и даже в ушах. Но, как ни старалась Катя уговорить себя, что девочка, о которой говорилось в письме, не имеет к ней, Кате Андреевой, никакого отношения, внутренний голос упрямо и безжалостно твердил: это о тебе, о тебе, о тебе!

Письмо было адресовано Катиной маме, и речь в нем шла о некой Нюре и ее ребенке. Ребенком была девочка, которая родилась семимесячной и очень слабенькой. А потому ее сразу «положили под колпак». Катя не имела представления о том, что это за колпак такой, но догадывалась, что речь идет о каком-то медицинском оборудовании. Далее говорилось, что сама Нюра на третий день после родов умерла. Потом автор письма, а им, судя по интонации, была женщина, сообщала, что перед смертью Нюра открылась и рассказала, что отцом ребенка является Андрей Андреев (это были имя и фамилия Катиного папы!). И что если папаша не пожелает усыновить свою собственную дочь, которую, согласно последней воле ее матери, назвали Катенькой, то ее отдадут в Дом малютки. Еще женщина, писавшая письмо (подписи, кстати, под ним не стояло), говорила, что Нюра познакомилась с Андреем, когда тот приезжал в их город на практику. Общий тон письма нельзя было назвать агрессивным, но некоторый упрек между его строк все же сквозил. Заканчивалось письмо ультиматумом: Катины родители должны определиться в кратчайший срок, берут они «сиротку на свое попечение или нет». Если не берут, то девочку передадут в Дом малютки. А если берут, то пусть напишут об этом автору письма. Далее следовал адрес. А вместо имени почему-то всего лишь две буквы: О. М.

Дрожащими пальцами Каркуша свернула вчетверо ветхий листок и вложила его в папку. Ту самую, в которой родители, сколько она себя помнила, хранили документы. Невидящим взглядом девушка уставилась в мертвый экран монитора.

«А я-то думаю, почему мы с Артемом ни капельки не похожи! Но ведь я – просто копия мамы! Всю жизнь так считала… А теперь выходит, что это никакая не мама, а чужой человек!» Рукавом свитера Катя размазывала по щекам слезы. Потом она вскочила, подбежала к шкафу и рывком распахнула его дверцы. Каркуша вытащила огромный темно-коричневый чемодан и, срывая с вешалок вещи, принялась швырять их как попало, не глядя. И лишь спустя какое-то время она увидела, что забыла раскрыть чемодан. Вещи высились на нем безжизненной пестрой грудой. Ударом ноги сбросив чемодан на пол, Каркуша кинулась к телефону. Голова шла кругом, все внутри клокотало от злости. Сейчас она позвонит отцу на работу и выскажет все, что о нем думает!

– Алло! – задыхаясь от волнения, выкрикнула в трубку Каркуша.

– Здравствуйте. Ветеринарная клиника «Дружок», – ответил Кате приветливый женский голос.

– Можно мне поговорить с Андреем Геннадиевичем? – выпалила Каркуша.

– Ой, вы знаете, а его нет. Он уехал по вызову, и сегодня его уже скорей всего не будет, – ответила секретарша извиняющимся голосом.

Каркуша, не попрощавшись, бросила трубку и расплакалась, закрыв руками лицо. Сейчас Катя плакала от жалости к себе. Она чувствовала себя одинокой, брошенной всеми и забытой, а главное, предательски обманутой собственными родителями. «Получается, что моя мама и не мама вовсе, а совершенно чужая мне женщина!» В это трудно, просто невозможно было поверить. Каркуша тряхнула головой, закрыла глаза. Некоторое время девушка просидела с закрытыми глазами, мерно покачиваясь из стороны в сторону. Казалось, что она впала в какое-то странное оцепенение. Потом Катя резко вскочила на ноги и принялась ходить из угла в угол.

«Но ведь не это даже главное, что она мне не родная мать… Главное, что они ничего мне не сказали! Почему? Почему эти люди, которые называли себя моими родителями, столько лет врали? И продолжают врать?! Наверняка они говорили друг другу, оправдывая свою ложь, что-нибудь типа: не надо травмировать детскую психику. А на самом деле им просто не хватило смелости во всем честно признаться. Жалкие трусы! Ненавижу их!»