Вера и Марина Воробей - Я не нарочно

Тополян стало ужасно жалко себя. Ну почему, почему в жизни все так несправедливо устроено? Почему ей, такой красивой, богатой, эффектной, вместо того чтобы упиваться своей неотразимостью и купаться в лучах всеобщей любви, приходится страдать от одиночества, совершать дикие поступки, а потом отчаянно жалеть себя?

Оставшиеся три дня до конца недели Светлана в школу не ходила. Просто заставить себя не могла. Родители не то чтобы открыто разрешали ей прогуливать, но и не высказывались против. Просто молчали. Пользуясь случаем, она целыми днями валялась на диване, перелистывая старые молодежные журналы, и даже попыталась почитать «Униженные и оскорбленные» Достоевского (название романа показалось Тополян очень созвучным ее теперешнему состоянию), но через четыре страницы, зевая, захлопнула книгу.

«И как такую скукотищу можно одолеть? Да еще ведь небось Люстра и сочинение заставит писать!» – тоскливо вздохнула Тополян.

Ангелина Валентиновна по прозвищу Люстра была учителем литературы в классе Тополян и одновременно его классным руководителем. Она представляла собой типичную училку старой закалки – с вечно поджатыми тонкими губами, подозрительным взглядом водянистых глаз, резким, излишне громким голосом. Ее не любили и побаивались. И, надо заметить, не без основания.

На самом деле Люстра о педагогике имела самое отдаленное представление и отношения с ребятами строила по принципу «начальник – подчиненный», требовала беспрекословного послушания, и такие простые человеческие понятия, как тактичность, сочувствие, снисходительность, умение выслушать, были ей совершенно неведомы и чужды. В общем, «держать и не пущать»! Единственной ее слабостью являлся Маяковский. К нему, а точнее, к его революционным стихам, Ангелина Валентиновна питала нежные и вполне искренние чувства. Если вообще была способна на искренность.

«Светить всегда, светить везде…» – декламировала она к месту и не к месту, за что и получила меткое прозвище Люстра от первого классного острослова Юрки Ермолаева.

Наверное, будь на месте Люстры другая учительница, привыкшая обдумывать свои слова и поступки и не рубить сплеча, то все, что случилось со Светой Тополян, так и осталось бы ее тайной и вся эта дикая история с топиками имела бы другие последствия. А скорее всего, так и сошла бы на нет, без всяких последствий.

Но, увы… Еще очень, очень давно какой-то мудрец заметил, что все тайное становится явным.

В понедельник Люстра влетела в класс, нещадно стуча своими толстыми каблуками по линолеуму. Ее бесцветные глаза прямо-таки пылали праведным гневом, а все лицо покрылось красными пятнами. Даже ее обычно тщательно уложенная «химия» торчала в разные стороны.

– У нас в классе ЧП! – возвестила Люстра голосом третьесортного театрального трагика.

– Неужели Зойка снова кота притащила? А может, теперь не кота, а крокодила или динозавра? – пробормотал Ермолаев вполголоса, но шутку никто не оценил – все с интересом смотрели на Люстру.

– Молчать, Ермолаев! Вы уже доигрались, хватит! Позор на всю школу!

Люстра перевела дух и грозно обвела глазами безмолвствующий класс.

Только что мне сообщили, что ваша одноклассница Тополян была уличена в краже вещей из магазина! Да-да, именно так. И в милиции она побывала, и протокол составили, и штраф пришлось уплатить немалый, – язвительно ораторствовала Люстра с каким-то даже упоением. – Ну а я, как ваш классный руководитель, посчитала своим долгом вам об этом прискорбном факте сообщить. Такого у нас еще не было!

Ребята ошеломленно молчали.

– А зачем? – в полной тишине раздался голос Черепашки.

– Что тебе неясно, Черепахина? Что «зачем»? – проревела Люстра.

– Мне, Ангелина Валентиновна, неясно, зачем нам об этом сообщать, да еще так… прямолинейно. Даже если это и так, мне кажется, что публичное обсуждение в данном случае бестактно априори, – спокойно пояснила Люся Черепахина.

Дальше мгновения смотреть на Люстру было и смешно и жалко одновременно. Ребятам даже показалось, что ее хватит удар – так она покраснела и выпучила глаза. Силясь что-то выкрикнуть, училка разевала рот, как задыхающаяся акула.

– Так ты, Черепахина, обвиняешь меня в бестактности, правильно я поняла, а? – наконец пришла в себя Люстра, становясь из пунцовой серо-зеленой. – Ей кажется… Я твоего мнения не спрашиваю и деликатничать здесь не собираюсь! Это не детская шалость, это воровство! Тем более что директор магазина просила не оставлять без внимания этот факт и надлежащим образом довести до сведения учащихся…