Вера и Марина Воробей - Я не нарочно

24 ноября

Я долго размышляла, как лично я могу что-то исправить в создавшейся ситуации. Потому что я просто не могу бездействовать, и я приняла решение! Хорошо оно или плохо, сейчас не об этом.

Я прямо сейчас возьму свой дневник и отвезу его в редакцию какого-нибудь молодежного журнала, ну, пусть это будет «Клево!». Очень надеюсь, что мне пойдут навстречу и опубликуют вот эти последние записи про затеянное мной пари. И про то, что из этого вышло. А дальше… Дальше пусть мои одноклассники их прочтут, я сама об этом позабочусь. Это все, что я в силах сделать.

Все, не стану терять драгоценное время, еду в редакцию.

Пожелаю сама себе удачи! К черту!

– Алло, Свет, приветик! Ну все, кажется, наше ожидание подходит к концу. Только что мне позвонили из редакции. Дневник выйдет в ближайшем номере, как и предполагалось. – Каркуша еле сдерживала радостное волнение. – Ну что молчишь-то? Ты рада?

Все-таки помогать другим – это так здорово! Словно крылья за спиной вырастают, и сил столько сразу прибавляется, что кажется, горы можешь свернуть!

– Я… я так благодарна тебе, Катя! Что бы я без тебя делала, страшно представить! – захлюпала носом Тополян, явно собираясь снова расплакаться. – Кать, ты это… всегда можешь на меня рассчитывать, если что! Я все-все для тебя сделаю, можешь не сомневаться!

– Светка, не пори ерунды! Ничего делать для меня не нужно, нет, вру, одно дело, будь добра, сделай, очень тебя прошу!

– Какое? Что надо делать, говори! – с готовностью в голосе отозвалась Тополян.

Для Каркуши она была готова слетать на Луну, взять интервью у людоедского племени, живущего в непроходимых джунглях Африки, или привезти парочку пингвинов с Южного полюса – словом, все что угодно.

– Надо перестать реветь, – раздельно проговорила Каркуша и положила трубку.

Тополян улыбнулась сквозь слезы. Как же классно, когда ты не один в этом странном, порой таком несправедливом мире!

Она подхватила на руки вертящуюся около нее Шошу и подошла к окну. Последнее время Светлане нравилось размышлять о жизни, глядя в большущее, чисто вымытое окно своей комнаты. Почему-то так ей лучше думалось. За окном высился новенькими высотками огромный мегаполис, гудящий, как пчелиный рой перед дождем, взлетали самолеты из ближайшего аэропорта и далеко внизу сновали люди, спешащие по неотложным делам.

Светлана внезапно вспомнила ту красивую цыганку, что гадала ей в сквере.

«А ведь она все верно предсказала! – пришло запоздалое озарение. – И почему я решила, что хороший человек, который мне поможет, как она сказала, обязательно мужского пола? Ведь это же оказалась Каркуша! И все действительно очень скоро стало меняться к лучшему. Только я не сразу об этом догадалась».

Через четыре дня Тополян вошла в класс, и ее взору открылась не совсем обычная картина. Все ребята столпились вокруг Люси Черепахиной, которая, восседая на столе в центре класса, читала вслух нечто настолько занимательное, что, кроме Люсиного голоса, не раздавалось более ни единого звука. Все молча слушали, даже неугомонный Ермолаев. Краем глаза Светлана окинула собравшихся и отметила про себя, что Каркуши среди них не было.

Пользуясь тем, что ее никто не замечает, Тополян хотела тихонько пробраться к своему месту, как вдруг до слуха девушки долетели слова, заставившие ее застыть на месте. Сердце тут же ухнуло куда-то вниз, а по спине и рукам пробежали холодные мурашки.

– «И вот я хочу обратиться к своим одноклассникам с очень важной просьбой, – вдохновенно читала Черепашка громким и отчетливым голосом. – Вы только что прочли мой личный дневник, мое признание в собственной трусости и глупости. Я не напрашиваюсь на жалость или сочувствие, пусть каждый из вас отнесется к моему легкомысленному поступку так, как считает нужным для себя. И вообще, речь сейчас не обо мне. Я прошу только одного – изменить свое отношение к Свете Тополян!

Я не хочу сказать, что в происшедшем ее вины совсем нет. Я ведь уже писала, что мы обе поступили некрасиво, но ведь если бы не я, Света никогда бы не пошла на воровство! Она просто хотела выиграть наш спор и доказать, что она личность!

Я сейчас отчетливо понимаю, как глупо все это звучит, но я говорю вам о том, что было на самом деле!

Я искренне надеюсь, что ваше отношение к Светлане после прочтения моего дневника станет другим. Мне кажется, что иначе просто невозможно. И простите нас обеих!»

Когда Люся закрыла журнал, Светлане показалось, что у нее лопнут барабанные перепонки – такая звенящая стояла тишина в классе. Первым пришел в себя Фишка. Он помотал своей роскошной шевелюрой, словно пытался стряхнуть наваждение.