Елена Усачева - Мой лучший роман

Эх, тоска, одним словом.

Белка перетасовала колоду. Можно было замутить гадание на тридцать шесть карт. Можно было разложить пасьянс на две колоды в сто четыре карты. Тоже верное средство – если сойдется, что случается редко, желание сбудется непременно.

Что бы загадать?

Нужно придумать что-нибудь сногсшибательно невероятное. Хватит привораживать поэтов! Пусть будет так – она хочет, чтобы к ней в гости пришел Стас. Сбудется это или нет?

Желание было глупое. Пятнадцатилетний Стас никогда не обращал внимания на тринадцатилетнюю Белку. Правда, прошлым летом им всем было на год меньше, но и тогда Фролин не снисходил до «молодежи», как он именовал Пашкину сестру Катюху, а заодно и Огурцову. А сейчас Стас наверняка вообще забыл о Белкином существовании. Поэтому можно было смело гадать и не сомневаться, что выпадет отрицательный ответ.

Белка расправила покрывало на кровати и начала раскладывать карты. Сначала по три. Она была бубновой дамой, Фролин червовым королем. Рядом с ней в тройке легла пиковая шестерка с поздней дорогой и десятка, интерес. У Фролина были сплошные хлопоты, что означали выпавшая пара валетов, пики и трефы.

– Интересно, – пробормотала Огурцова. Руки у нее заработали быстрее.

Что было? Что будет? Что у порога? Что за порогом?

Шла мелочовка. Разговоры, свидания.

Уж чего-чего, а разговоров летом в поселке предостаточно. Выйди на улицу и разговаривай с каждым встречным – все знакомы.

Промелькнули пиковый король и пиковая шестерка. Плохое сочетание. Это значит, что злой человек отправит ее в позднюю дорогу.

Карты пошли по последнему кругу.

Удивит. Обрадует. Успокоит. Насмешит. Дело кончится…

А кончится-то все разговорами. И, судя по выпавшей перед этой карте, король червей, говорить она будет-таки с Фролиным.

Белка почувствовала, как кровь ударила ей в лицо. Она схватилась за щеку и одним движением смешала карты.

– Все сидишь? – Мимо комнаты прошла мать. – Вышла бы на улицу, посмотрела, что в мире творится. Так и не заметишь, как лето пройдет.

Огурцова недовольно поджала губы. Ни в какой другой ситуации она не стала бы слушать мать. Но сейчас ей не сиделось на месте. Кровь стучала в висках, заставляя двигаться.

Подумаешь, карты. Это все ерунда. Она и не верит этим картинкам. От нечего делать ими занимается, когда совсем скучно становится. А так как скучно ей всегда, то…

Белка вышла к калитке. Оставалось одно – пойти искать Максима.

– Огурцова! Ты?

От неожиданности Белка чуть не завалила свой забор – с такой силой она прижалась к нему.

По дорожке шел Пашка Жданов, Катюшин старший брат. Рядом с ним вышагивал, сверкая в улыбке всеми тридцатью двумя зубами, Стас Фролин. За их спинами толпились ребята, но на них Огурцова уже не смотрела. Она не могла оторвать взгляда от сияющего лица Стаса.

– Какая ты стала… – Фролин повертел в воздухе пальцами, словно подбирал слова. – Красивая, черт возьми! Белка, это ты? Я глазам не верю!

Все в нем было чересчур: и жесты, и слова, но Огурцова этого не замечала. В голове все плыло от столь ярких знаков внимания.

– Я, – выдавила она, потому что надо было что-то говорить, чтобы Фролин не принял ее за глухонемую дурочку.

– А я иду, смотрю… ты или не ты! – продолжал кричать Стас. – Если бы не Пашка, решил бы, что кто-то новенький приехал.

– Нет, нет, это я, – заторопилась Белка, чувствуя, что несет страшную чушь, что говорить нужно что-то другое, умное и веселое. Но сейчас она была способна только на односложные ответы.

– Молоток, что приехала. – Фролин несильно стукнул кулаком о ее плечо. – Всегда приятно видеть знакомые лица. Эх, такое ощущение, что я и не уезжал никуда, что не было этого треклятого учебного года, а были только сплошные каникулы! – Стас выжидательно посмотрел на Огурцову, словно теперь пришла ее очередь давать реплику. Но Белка молчала, глупо улыбаясь и хлопая ресницами. – Слушай, Огурцова! – Фролин приблизился к ней вплотную. – Какой ты стала красавицей, глаз не отвести. Ты смотри, всех в округе с ума не сведи, а то я ревновать буду.

Он резко оттолкнулся от забора и, громко захохотав, пошел дальше. Мимо Белки проплыли знакомые и незнакомые лица, но она на них не смотрела. Она только чувствовала, как от жарких слов, что произнес сейчас Стас, у нее горит лицо, как снова бешено стучит в висках кровь.

Огурцова медленно отошла от калитки и присела на лавочку. Мысли в голове путались.

Неужели? Кто-то наконец смог оценить ее по достоинству?