Сьюзен Льюис - Танцуй, пока можешь

А впрочем, я забегаю вперед. Потому что дальше события развивались настолько стремительно, что мне порой приходится напрягать память, чтобы восстановить, в какой последовательности они происходили. Но потом я всегда смеюсь над собой, потому как безумием было бы предположить хоть на мгновение, что я когда-нибудь смогу хоть что-то забыть.

Это произошло после обеда, холодным весенним днем. Мисс Энгрид, старшая кастелянша, взяла свой изрядно зачитанный томик Шелли и устроилась в кресле, лицом к камину.

– Ну что ж, теперь мы по крайней мере можем забыть об этом на следующие полгода, – сказала она, имея в виду медицинское обследование, которое проходило в школе последние три дня. – Почему бы вам по этому поводу немного не развеяться и не сходить в деревню? Здесь сегодня делать все равно больше нечего. Разве что вы хотите, чтобы я почитала вам вслух.

При этом она насмешливо взглянула на меня из-под кустистых бровей, прекрасно зная, что я готова сделать все, что угодно, лишь бы не слушать ее декламацию «Освобожденного Прометея». Рассмеявшись, мисс Энгрид наблюдала за тем, с какой готовностью я сняла накрахмаленный чепчик и встряхнула волосами.

– Хороша, – сказала она. – Даже, пожалуй, слишком хороша. У меня порой возникают сомнения, правильно ли я поступила, приняв вас на работу. Хотя теперь я бы ни за что не рассталась с вами, несмотря на то, что вы готовы бежать куда глаза глядят при одном упоминании имени Шелли.

Я уже совсем было собралась уходить, когда в дверь постучали и вошел Кристофер Бидлинг, прыщеватый, тщедушный мальчишка из второго класса.

– Извините, мисс, – сказал он, краснея и украдкой поглядывая на меня. – Я забыл свой блейзер. – При этом он почему-то хихикал, как, впрочем, и остальные мальчики из группки, сгрудившейся у дверей.

– Он в соседней комнате, в кабинете мисс Соррилл, – ответила мисс Энгрид. После того как Кристофер закрыл за собой дверь, она посмотрела на меня: – Вы случайно не знаете, что они замышляют?

– Не имею ни малейшего представления.

Я говорила правду, и тем не менее то, что они действительно что-то замышляли, не вызывало сомнений. Когда мисс Энгрид предупреждала меня, чтобы я была начеку во время своего первого ночного дежурства, она назвала это церемонией посвящения.

– Маленькие чудовища, – сказала она и вернулась к своей книге.

К тому времени я работала в Фокстоне уже два месяца, и мне там очень нравилось, несмотря на совершенно непривычную для меня обстановку. Иногда у меня даже возникало желание ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон. Школа оказалась гораздо величественнее, чем я ожидала. А нескончаемые списки бывших учеников, сделанные золотыми буквами, и портреты выпускников, которыми Фокстон особенно гордился, произвели бы впечатление на кого угодно.

В темных, сырых коридорах стоял устойчивый запах воска и вареной капусты. И первое время я никак не могла привыкнуть к контрасту между этим мрачным окружением и учениками. Каждый раз, слыша их смех или веселые возгласы, я удивлялась, настолько неуместными они казались в этих стенах, а прислушиваясь к тому, как они говорят, я была готова отдать все, что угодно, лишь бы избавиться от своего нелепого полузападного-полулондонского акцента и стать одной из них. Но приходилось работать над своей речью постепенно, так же, как и над многим другим. С самого первого дня своего пребывания здесь я испытывала какое-то непонятное, радостное возбуждение и все время находилась в ожидании и предвкушении чего-то, что непременно должно было случиться. Как куколка, которая вот-вот превратится в бабочку.

Оказавшись на улице, я решила пройтись до коттеджа пешком. Во-первых, потому, что был чудесный солнечный день, а во-вторых, потому, что я была готова ухватиться за любой предлог, лишь бы не пользоваться Тонто.

Тонто мальчики прозвали автомобильчик для гольфа, которым мисс Энгрид пользовалась, чтобы добираться до здания школы и обратно. Мы с ней жили в одном коттедже – она на первом этаже, я на втором. Когда мисс Энгрид впервые показывала мне мою будущую обитель, она охарактеризовала ее как «вполне уединенную и полностью автономную». Коттедж действительно находился на отшибе. Он как бы закрывал единственную брешь в густой живой изгороди за футбольным полем. С одной стороны от него находилась фокстонская рощица – пять деревьев, несколько кустов и пруд, а с другой – уже начинались поля. Из окна спальни была видна статуя основателя школы – Артура Фокстона. Он возвышался вдалеке, перед зданием школы, как генерал, производящий смотр своей армии.