Эрин Пайзи - Водоворот жизни

– Но, – лицо Рейчел загорелось, – я впервые от тебя слышу, что мужчинам не возбраняется участвовать в этом движении.

Анна улыбнулась.

– Я не хотела бы жить в мире, где исключается Сэм, верно? – Анна вздохнула. – Сейчас такая неразбериха. Феминистки старого толка со всей своей неистовостью продолжают ненавидеть мужчин. Ты только ненавидишь, пока крепко привязана к нему.

Рейчел кивнула.

– Знаю. Я ненавидела Чарльза несколько месяцев, а потом осознала, что это меня только привязывает к нему. Поэтому отказалась.

– Правильно. Более современная часть движения хочет работать с мужчинами, причем, всеми мужчинами, без исключения.

– По-моему, в этом случае все обречено на провал.

– Да, однако об этом пока рано говорить. Очень мало женщин находятся у власти.

– Я не хотела бы быть облеченной властью. Мне хочется просто быть счастливой.

– Прекрасно, – согласилась Анна, – однако существуют и такие женщины, которым хотелось бы, например, иметь голос в правительстве. Ты можешь протянуть им руку помощи.

– Безусловно. Я же никогда не голосую.

– Ах, Рейчел, ты невозможна. Я не собираюсь испортить весь вечер разговорами о политике. Ты должна остановить меня. Просто я не хочу ни с кем говорить на политические темы дома. Вера, Господи, помилуй ее сердце, не может понять, откуда у женщин возникают проблемы.

Рейчел засмеялась.

– Но ведь она всегда несла бремя ответственности за себя сама. Если задуматься, то все думали, что тетя Беа всегда отвечала за тетушку Эмили, однако, если копнуть поглубже и хорошенько разобраться, то на поверку выходит, что обе они были в равной степени ответственными за себя.

Ложась в тот вечер в постель, Рейчел размышляла об Анне. «Ах, дорогая, вряд ли я сгожусь для какого бы то ни было движения, – подумала она, – но я буду голосовать». Она засыпала, лихорадочно пытаясь припомнить, за кого же нужно голосовать. Ей не нравилась ни одна партия.

В последний день пребывания Анны в Лондоне Рейчел позвонил растерянный и убитый горем Доминик.

– Отец умер, – сообщил он. Рейчел побледнела.

– О нет, Доминик.

– Они готовили рассказ в Борнео, – еле сдерживая рыдания, говорил Доминик, – и вертолет упал. О, мама… – Он больше не смог справиться со своими эмоциями. – Ты мне так нужна, мама.

– Еду. Только разыщу Сару и буду у тебя.

– Плохие новости? – спросила Анна.

– Да. Чарльз погиб. Вертолет разбился. Бедный Доминик. – По щекам Рейчел текли слезы.

Рейчел все еще плакала, когда отыскала Сару.

– Ну, теперь мы, по крайней мере, отправим старую каргу восвояси, в Бридпорт. – Сара сидела в машине, гордая и непреклонная, с чувством собственного превосходства.

– Не говори так, Сара. Это вовсе не обязательно. Сара посмотрела на нее.

– Почему ты плачешь? Я думала, ты не любила отца.

– Я плачу не по нему, – попробовала защититься Рейчел, – а по Доминику.

Однако ей было интересно, сколько же еще дней придется плакать по Чарльзу.

Дом в Ричмонде был полон людей, пришедших выразить свои соболезнования. Почти все газетчики были в полном составе. Телевизионные камеры и репортеры были расставлены возле дома и на кладбище. Пятеро погибших превратились в героев – людей, которые в поисках правды доблестно пали за честь своей страны.

Рейчел чувствовала себя в ужасно идиотском положении. Она стояла на лужайке перед домом, обнимая одной рукой Доминика, а другой – Сару. Юлия стояла возле Доминика.

– Смотри в камеру, – сказала ей Юлия сквозь зубы.

Рейчел вспомнила дом, стоявший в нескольких улицах отсюда. В тот раз это была Антея… «Бедная женщина», – подумала Рейчел. Мари-Клэр тут же улетела на родину, услышав о смерти Чарльза. «По крайней мере, она еще довольно молода, чтобы начать все с самого начала», – подумала Рейчел. Но Антея…

– Госпожа Хантер? – печальным голосом обратился к ней репортер. – Расскажите нам, какие чувства испытывает супруга погибшего героя.

Рейчел абсолютно лишилась дара речи. Она зашевелила губами, но они совершенно не хотели ее слушаться. Ничего не выходило.

«Здесь имеем полное ничтожество, – подумал про себя репортер. – Попробую расспросить старую кошелку, стоящую позади нее».

– Думаю, вы – мать Чарльза Хантера? – Юлия кивнула.

«Отлично, – подумал репортер. – Плачущая старушка…»

– Как вы восприняли смерть своего сына? Юлия гордо подняла голову и расправила плечи.

– Мой сын всегда был и будет героем для меня и его семьи, которая была ему исключительно предана, – слезы побежали по ее щекам.