Роберта Лэтоу - Обними меня

Дернув Септембер за руку, Маргарет развернула ее лицом к себе. После этого, стиснув ладонями плечи Септембер, Маргарет принялась ее трясти, что, однако, не дало никакого результата. Чтобы вывести сестру Джеймса из прострации, Маргарет размахнулась и отвесила ей весьма крепкую оплеуху. Септембер замерла, потом со всхлипом втянула в себя воздух, выдохнула, вдохнула еще раз и, закрыв лицо ладонями, медленно опустилась на стул. Было видно, что она стала, наконец, приходить в себя.

Маргарет встала у нее за спиной, обняла и прошептала на ухо:

– Извини, мне не хотелось быть грубой, но так уж вышло.

Анжелика тоже поднялась с места, проверила у сестры пульс и, заглянув ей в глаза, сказала:

– У тебя сосудистые спазмы, и мозгу недостает кислорода. Дыши глубоко и ровно. Через пару минут ты снова почувствуешь себя хорошо.

Септембер попыталась было что-то сказать в ответ, но у нее так пересохло во рту, что ничего, кроме шипения, ей издать не удалось. Тогда она протянула руку к стакану с соком, но рука у нее настолько сильно тряслась, что она долгое время не могла поднести стакан ко рту. Анжелика взяла стакан у сестры и прижала его край к ее губам. Септембер сделала глоток, другой, а потом стала с жадностью пить и пила до тех пор, пока в стакане не осталось ни капли.

– Ну что, лучше тебе? – спросила Анжелика.

– Значительно, – пробормотала, всхлипнув, Септембер.

– Отлично. Теперь посмотрим, что тебя так расстроило, – проговорила Анжелика, взяла со стола газету и погрузилась в чтение. Через секунду кровь отхлынула от ее щек, а газета выпала из ослабевших пальцев. Чтобы добраться до своего места и снова усесться за стол, Анжелике потребовалось сделать над собой невероятное усилие. Джеймс к тому времени уже обрел способность двигаться, нагнулся, поднял газету с пола и сложил страницы в нужном порядке. Он проделал все это, не торопясь, – похоже, готовился к самому худшему. И не зря. Новость, которую он узнал, и впрямь была худшей из всех возможных.

Хрипловатым от ярости и отчаяния голосом он прочитал:

«КОШМАРНОЕ УБИЙСТВО!

ПРЕСТУПНИЦА ЛИ ЛЕДИ ОЛИВИЯ?

Полиция принимает все возможные меры к задержанию леди Оливии Синдерс, которая вчера поздно вечером выбежала из резиденции принца Али в районе Мейфер. Как выяснилось, примерно в это время принц был убит. Брат убитого бросился за леди Оливией в погоню, криками призывая прохожих помочь ему догнать преступницу. Позднее, оказавшись в полицейском участке, он заявил, что подозревает в убийстве брата именно эту женщину. Джентльмен, проживавший в соседнем доме, в подтверждение его слов заявил, что видел, как леди Оливия Синдерс в одиннадцатом часу выбегала из дверей дома принца Али. Известно также, что леди Оливия Синдерс была близкой подругой убитого».

Джеймс устремил взгляд на фотографию леди Оливии, занимавшую половину разворота. Она была запечатлена фотографом рядом с убитым принцем. Принц был в костюме для игры в поло, голову Оливии прикрывала широкополая панама, на ней было легкое платье без рукавов. И принц, и Оливия с обожанием смотрели друг на друга и выглядели на снимке как идеальные влюбленные, на чьем горизонте нет ни облачка. Теперь выяснилось, что проблемы у них все-таки были.

Джеймс обвел затуманившимся от слез взглядом сидевшую за столом маленькую компанию. Все три женщины были смертельно бледны и с ужасом смотрели на фотографию Оливии, которую средства массовой информации провозгласили «самой красивой женщиной Англии». Оливией восхищались все, и было из-за чего: природа наградила ее идеальной, почти неземной красотой, блестящим умом и невероятным обаянием. У нее был настоящий дар привлекать к себе сердца, не важно, кто оказывался перед ней – мужчина, женщина или ребенок. К тому же она была богата и происходила из старинной аристократической семьи. Думая о ней, Бухананы испытывали чуть ли не священный трепет. По правде говоря, их отношение к Оливии было выше дружбы и даже любви. Они боготворили ее. Оливия вошла в их жизнь очень давно и теперь то появлялась в Сефтон-Парке, озаряя все вокруг исходившим от нее сиянием ярчайшей звезды, то снова неожиданно пропадала.

В течение некоторого времени сидевшие за столом люди хранили молчание, отдавая дань воспоминаниям об Оливии. Все они, хотя и каждый по-своему, питали к ней глубочайшую любовь и были преданны ей, как только может быть предан один человек другому. И так было всегда – с того самого дня, когда она еще ребенком появилась на их горизонте.