Елена Усачева - Влечение

От смеха я безжалостно колола себя пальцы, сшивала ткань не в том месте, так что несколько раз приходилось переделывать все заново. Но время от времени я ловила себя на том, что вместо прыгающего передо мной Колосова вижу совсем другого человека. Бледного, с высокими скулами, тонким носом и правильно очерченными губами.

– Мишлен, ты чего? – испугался Пашка. Видимо, я «зависла» надолго, он перестал рассказывать. – Ну и видок у тебя! Синяки вон под глазами… Спать не пробовала?

– С вами поспишь… – Я уткнулась в заплатку. – Говорю, собака всю ночь выла под окном.

– А пацаны из нашего класса на кладбище ходили, – растерянно пробормотал Колосов, садясь рядом со мной на лавочку.

– Хочешь сказать, что они ту собаку выкопали из могилы?

Знаю я их походы. Наверняка пацаны шли на кладбище, подпихивали друг друга в спины, а у самих коленки тряслись. Какой-нибудь шутник забежал вперед, забрался за могильный памятник и давай оттуда завывать. Все разбежались, а на следующее утро каждый с гордостью рассказывал, как гулял между могил, встретил парочку призраков, поговорил с ними о жизни и остался доволен общением.

– Какая собака, ты чего! – снова оживился Пашка. – Там было посвящение в готы. Они ходили смотреть.

– Ну да, посвящение! – Я еще пыталась улыбаться, хотя неприятные мурашки уже бегали у меня по спине. – Наверное, проверка на живучесть. Заколачивают претендента в гроб, закапывают, а потом ждут, вылезет он или нет. Кто выбирается, тот признается за гота, а кто нет, тот сам виноват…

– Не, там что-то попроще. – Пашка не понял мою шутку.

Черт, зря заговорила про кладбище. Иголка в пальцах ходила ходуном. Не люблю я такие темы. Пускай мертвые лежат там, где они лежат, и не спешат встретиться с живыми…

Тренировка шла своим чередом, но разговор в раздевалке застрял у меня в голове.

Интересно, на какое кладбище хаживают местные готы? Неужели на Покровское! Знаю я то место. Маленькая Покровская церковь спряталась между высотками, кладбище оказалось окружено со всех сторон детскими площадками. Говорят, раньше церкви ставили на высоких красивых местах. Может, и это место когда-то было красивым, но сейчас оно ничем не примечательно. Над кладбищем витает дух заброшенности. Кроме готов, туда последнее время никто и не наведывается. Ну, еще дети резвятся вдоль ограды. Но их можно не считать.

Хотя что-то в этом есть – детишки, играющие на пороге смерти…

Я медленно брела с тренировки домой. На душе было пасмурно. Фонарь у меня за спиной неожиданно загудел, набирая обороты, как самолет перед взлетом, чем-то хрустнул и погас. Зашуршала, опадая, листва.

Начинается… Главное, как удачно я вспомнила о кладбище!

Привычные уличные шумы стали вдруг далекими. Где-то там гудели машины, скрипели тормоза, возмущалась сигнализация. Где-то там ходили люди, смеялись, разговаривали, звонили друг другу по телефону. И только здесь почему-то было темно и подозрительно тихо.

Быстрее!

Я пробежала темный поворот, и прямо у меня на глазах погасло еще несколько фонарей.

Не успела я подумать о том, что народа на улице почти нет, как из темноты мне навстречу вынырнула пара. То, что один из идущих он, наш новый жилец, владелец белого пианино, я поняла сразу – его бледное лицо как будто светилось изнутри. Шел он ровно, высоко подняв голову, ни от кого не таясь и не скрываясь. Рядом, касаясь его локтя рукой, шла девушка.

Такими бывают манекенщицы – высокая, тоненькая, с копной светлых вьющихся волос, с надменным выражением лица. Оба они были одеты во что-то черное, но я одежду не очень хорошо разглядела.

– Das wird dir noch leid tun! [2]– Голос девушки был таким же холодным, как и ее красота.

– Du weiet doch, um Mitleid zu haben braucht man Emotionen. [3]

Его бархатный голос заставил мое сердце учащенно биться. Да что же такое со мной происходит-то!

– Wenn alles passiert, wirst du erfahren, was Emotionen sind [4], – жестко ответила девушка.

О том, что они ругались, можно было догадаться и без перевода.

Пианист повернул голову. Его взгляд мазнул по мне, а потом перешел на лицо девушки.

Я почувствовала странный холод. Как будто меня сейчас сравнили с этой красавицей. Сравнили и дали понять, что я даже рядом с ней стоять не могу. Что ее место на пьедестале, а мое на кухне. Что я права не имею ходить по одной земле с ней. Что…

– Verdammt! [5]– пробормотал пианист и шагнул со своей спутницей в темноту.

В горле неожиданно запершило.

Они уходили. И словно подчиняясь их неземной красоте, над ними загорались не работавшие до того фонари.