Полина Поплавская - Бриз для двоих

Но она уже отвернулась от Фрэнка и теперь глядела куда-то вдаль, даже не на развалины моста, а минуя их, выше и дальше.

Внезапно налетел ветер, и спустя несколько минут Рону было не узнать: тихая и ленивая до этого, она забурлила и стремительно погнала гребешки частых волн.

Фрэнк сделал шаг по направлению к девушке. Она обернулась и взглянула на него вопросительно.

– Мистраль, – негромко сказал он и неопределенно взмахнул рукой, пытаясь жестом объяснить, что речь идет о ветре.

Она кивнула и опять повернулась к воде. Фрэнк подошел еще ближе и остановился прямо у нее за спиной. Она не могла этого не почувствовать, но никак не отреагировала.

И вдруг Фрэнк чуть не в ухо ей пропел:

– Sur le pont d'Avignon… – и умолк в ожидании.

– On у danse, on у danse… [11]– расслышал он в ответ.

– Вы из Америки? – понял он даже по одной пропетой вполголоса фразе.

– Да, – она ничуть не оживилась при встрече с соотечественником.

– Откуда?

– Из Цинциннати.

– Я там никогда не был, к сожалению. – Он очень внимательно посмотрел на нее. – Скажите, мы с вами раньше не встречались?

Девушка усмехнулась.

– О! – спохватился Фрэнк, – только не сочтите это за обычную банальность… Ваше лицо действительно кажется мне знакомым.

– Так бывает, – сказала девушка.

– Да, – задумчиво повторил он, – так бывает.

твердил он себе вечером перед сном. Глядя в потолок гостиничного номера, он вспоминал, как уверял Эмили в своей усталости и отсутствии интереса к женщинам. «Мистраль, это все мистраль…» – думал он, засыпая.

Мистраль трепал ее длинные вьющиеся волосы, цветом напоминавшие осенние порыжевшие листья.

– Муж не только убил красавца трубадура, но и преподнес его сердце жене на ужин. И прекрасная Серемонда ответила мужу: «Мой повелитель! Поскольку ничто на свете не сравнится для меня с сегодняшним ужином, дабы не осквернять его, клянусь вам более никогда не притрагиваться к еде». И бросилась с самой высокой башни замка Русийон, который стоял, между прочим, на скале, и, конечно же, разбилась. Но кровь прекрасной Серемонды, напитав землю, превратилась в охру. С тех пор в Русийоне добывают лучшую в мире охру семнадцати оттенков.

Она улыбается и придерживает закрывающие ей лицо пряди одного из семнадцати оттенков русийонской охры…

Она взбегает по ступеням высокомерно-белого дворца и машет ему рукой. Но он не следует за ней, а стоит и любуется ее маленькой фигуркой во входной арке.

– Ну, что же вы? Идите сюда! – доносится ее зов.

Ее руки трогают шляпы, поглаживают кружева, прикладывают к бедрам цветастые юбки. Воскресенье. В Авиньоне базарный день. И нуга тает у них во рту, а в полиэтиленовый пакет один за другим отправляются кулечки с фаршированными оливками, тремя сортами сыра, горячими, исходящими дразнящим ароматом слоеными пирогами… Еще нужна бутылка вина – и можно отправляться к Роне: сесть где-нибудь на пологом берегу и поглаживать ладонью пробивающуюся из провансальской земли щетинку молодой травы…

Вино! В Ле-Бо-де-Провансе Фрэнк потащил ее в винный погребок Sainte Berthe, где они купили бутылку отличного Blanc de Blanc. Его спутница признала, что никогда не пробовала вина вкуснее этого. Ле-Бо! Разве они могли не посетить этот древний город, отданный – со всеми своими улочками, храмами и площадями – художникам, музыкантам и актерам? Как блестели ее глаза! Как горели щеки! Фрэнк смотрел на нее, не отрываясь, а она не отводила глаз от сокровищ, разложенных прямо на земле…

В Ниме они побродили сначала по Carre d'Art, вмещающему в себя не только экспозиции современного искусства, но еще и библиотеки и мастерские художников, а затем отправились в другой выставочный зал – Maison Carrée, который часто называют французским Парфеноном. И надолго застыли перед этим хорошо сохранившимся храмом, напоминающим знаменитый храм Аполлона в Риме.

А в Арле, некогда столь могущественном, они отправились бродить по таинственным ночным улицам, которые, постепенно сужаясь, вели в одном направлении. Фрэнк не стал предупреждать, что ждет их там, впереди, и сполна насладился впечатлением, которое произвела на его подругу представшая глазам картина. Дома отступили назад, а они стояли над освещенной громадой амфитеатра. Древний камень казался красноватым, зловеще чернели впадины арок…

Они объездили чуть ли не весь Прованс. Но Джулии – так звали девушку, в которую Фрэнк уже был влюблен – пора было возвращаться домой. Он вызвался поводить ее по Парижу, через который лежал путь в Штаты, и, сверкнув глазами, она радостно согласилась. Ей не хотелось уезжать, и он это чувствовал. Ему тоже не хотелось расставаться с нею. Но ни слова об этом не было сказано. Более целомудренных отношений с женщиной у Фрэнка еще не было.