Кирк Дуглас - Последнее танго в Бруклине

– Но вы вот не боитесь.

– Нет, не боюсь.

– Почему? Ведь другие боятся, правда?

– Потому что я верю в Бога, милая, вот и все.

– И я тоже, но ведь… но ведь смерть… это… – Эллен мучительно подыскивала верные слова.

Монашка улыбнулась ей нежно, почти как ангел.

– Вы, милая, напрасно думаете, что смерть означает конец жизни, потому что это не конец. Вы представьте себе, что просто сбрасываете с себя тело, как изношенное платье… Не нужно оно вам больше, отслужило свое. А вот существовать вы сами продолжаете, только существование становится легче, счастливее… ведь вас ничто больше не отягощает, ничто не загораживает от вас другую, настоящую жизнь, которую мы все чувствуем, только увидеть не можем, потому что для этого не годятся наши телесные очи.

Эллен чувствовала, что впадает в транс: мелодичный ли голос монашки ее убаюкал или, может быть, просто подействовал чай? Она взглянула на чашку – почти пуста, надо плеснуть еще. Допила, поднялась:

– Спасибо, сестра.

– Да что вы, не за что. Мы еще с вами, милая, поговорим.

Эллен двинулась к себе наверх, но вернуться в библиотеку и приступить к работе не могла. Как не могла и поехать домой, очутиться лицом к лицу с Беном. Вышла из больницы и медленно побрела по тротуару.

Пригревало апрельское солнышко, стояла самая приятная погода. С океана доносился солоноватый ветерок, чуть пахло рыбой. Она шла вдоль пляжа: пена от волн растекалась по песку, словно море решило все отмыть добела. И вот ничего этого скоро для нее не будет. А может, все-таки будет? Может, она и потом будет бродить вот так вдоль пляжа, только без платья, как выражается сестра Кларита, – невидимая для тех, кто вокруг?

Что-то ударило ее по ногам, прервав поток мыслей, и Эллен посмотрела вниз. Рядом с ней валялся полуразорванный резиновый мячик. Эллен подняла его.

– Послушайте, вы там, это наш мяч, наш! – Мальчишки, видимо, прогуливают уроки, ведь так хорошо погонять в футбол на пляже, а она вот забрала их мячик. Эллен поспешно бросила им игрушку обратно.

Сбросила туфли, пошла босиком по песку, вспоминая, как рядом с ней шагал Бен, – сколько воскресных дней они так провели! Доносился острый запах подгорающих сосисок, который она всегда так любила, а он ей вечно запрещал их есть.

Вот здесь она вдруг сорвалась с места и помчалась, заставив его себя догонять… Эллен остановилась, потерла подошвы о песок, словно для того, чтобы не осталось никаких воспоминаний.

Теперь она находилась рядом с парком. Окинула взглядом схожие со скелетами развалины аттракционов, резко проступавшие на голубизне чуть затягивавшегося перистыми облачками неба. Джелло больше нет, а значит, эти воспоминания стереть будет совсем просто.

Она босиком прошла по протянутым через пляж деревянным планкам, потом надела туфли. На улице ее все время обгоняли куда-то спешащие люди, о чем-то споря друг с другом. Рев транспорта перекрыли резкие гудки сирены; над головами толпой, выпуская шасси, пронесся идущий на посадку самолет. Обычные звуки будничной жизни. Она дошла до станции метро и решила, что пора возвращаться домой.

Но и выйдя у себя на углу Флэтбуш и Седьмой, она все не могла собраться с силами, чтобы вести разговор, когда окажется дома, где ее ждал Бен. К себе шла кружным путем, обогнула Проспект-парк, очутившись рядом с подземным переходом, где когда-то так лихо разделался с панками Бен, – так давно это было, они в тот вечер только познакомились. Сойдя вниз по ступеням, Эллен провела рукой по планкам вдоль стен, совсем гладким от тысяч и тысяч таких же прикосновений. На знакомом месте высвечивались выцарапанные инициалы, которые они тогда читали вместе с Беном. Да, вот это уже она не сотрет, слишком прочно впечатано, навсегда. И вдруг ей захотелось, чтобы Бен тоже выбил на этих планках начальные буквы их имен, пусть так и останутся они знаками, хранимыми вечно.

Бен валялся на постели, приканчивая второй коктейль с водкой. Ничего он не мог с собой поделать: такое напряжение все эти дни, хоть как-то бы расслабиться.

Услышав, как поворачивается ключ в двери, он вскочил на ноги, постарался заглушить нахлынувший приступ паники и приказал себе сохранять спокойствие.

– Эллен, я здесь, – крикнул он, словно им предстояло провести самый обычный их вечер.

Но при звуке ее шагов в коридоре паника овладела им с новой силой. Он кинулся к комоду, схватил подвернувшиеся под руку ножницы и сделал вид, что тщательно подравнивает усы, – невинное и безмятежное занятие.