Берта Рэк - Звезда балета

– Я должна следить за Ультимусом. Куда он исчез? – воскликнула Риппл, оглядывая публику за ближайшими столиками. – Стоит мне упустить его из виду…

– Ничего, мы его найдем. А! Смотрите, вот он! За тем столом в правом углу… Видите даму в черном с рыжим господином, который наливает ей шампанское? Затем двое налево… А вот парень, похожий на совсем юного Джеральда… Не так ли? Это Ультимус. Да… Вот он, Ультимус, в большой шикарной компании. Кто его друзья?

– Не имею ни малейшего представления, – растерянно ответила Риппл. Она сделала движение к столу, на который указывал Стив. Да, там сидел Ультимус в незнакомой ей элегантной компании.

– Ультимус, – тихо позвала его сестра. Ультимус, должно быть, почувствовал ее взгляд; отставив назад свой золоченый стул и резко кивнув головой в игрушечном колпаке, он, в свою очередь, сделал им знак. Судя по движению его губ, он настаивал: – Идите сюда!

Риппл и Стив с трудом проложили себе дорогу к этой ужинающей компании. За столом Ультимуса сидели люди, совершенно непохожие на тех гостей, которых можно было встретить двадцать лет назад на балу у тетушки Бэтлшип.

Там была вдова, которая, вероятно, находилась в том же возрасте, что и сама тетушка Бэтлшип в тот памятный вечер. Но эта вдова принадлежала к так называемой «новой молодежи». Нежное лицо двадцатипятилетней женщины; гладко зачесанные пряди каштановых волос, скрывавшие два тонких шрама на висках, по которым опытный взгляд мог безошибочно установить, что она недавно подверглась хирургической операции удаления морщин; блестящие глаза. Она была искусно накрашена и выглядела такой бодрой и живой, какой никогда не казалась даже в дни своей молодости бедная Мейбл Бекли-Оуэн; она была худа и стройна, и нитка великолепного жемчуга спускалась на ее платье нефритового цвета, которое представляло собой точную копию белого платья молодой девушки, сидевшей за тем же столом.

Девушке этой, похожей на подснежник, уверенной в себе и спокойной, было всего семнадцать лет. Ее сверстниц эпохи бала у тетушки Бэтлшип отличали нервный румянец, трепет, косы и детская пухлость лица и фигуры. А эта расцветающая красавица относилась к тому типу девушек, которые держат себя, одеваются и ведут такой же образ жизни, как старшие. Именно для такого типа и было создано ее платье – с некоторыми элементами моды 1903 года, без рукавов, открытое до ключиц, прямое, свободное там, где обычно бывает линия талии, и стянутое где-то над коленями.

«Современная вертушка, лицо пресыщенного херувима с красными, как сургуч, губами и плоская, как гробовая доска, фигура», – так отозвался бы о ней майор Мередит. Однако что касается представлений о женской красоте, то его время ушло. Эта девушка держала себя непринужденно, но с прирожденным чувством девичьего собственного достоинства, и была окружена поклонением не меньше, чем ее предшественницы.

Остальное общество состояло из двух молодых людей, атлетически сложенных, несомненно, хороших спортсменов и любителей верховой езды; их бросающаяся в глаза сила говорила об отличной тренированности.

С самой непосредственной, самой любезной готовностью Ультимус стал представлять всех друг другу. Трудно передать, как он наслаждался своей ролью и той подчеркнутой предупредительностью, с какой оба румяных молодых человека вскочили, чтобы приветствовать «знаменитую Риппл».

– Это моя сестра, – непринужденно представил ее Ультимус. Затем, обращаясь к Риппл, он сказал: – Леди Брайндерен.

Вдова, принадлежащая к «новой молодежи», любезно поздоровалась с сестрой Ультимуса.

– Здравствуйте! Как приятно встретить вас в жизни! Я узнала вас, как только вы вошли, – сказала она. – Не хотите ли посидеть и побеседовать с нами. Мне так хочется сказать вам, как мне понравилась «Русалочка»! Я была на ней девять раз. Садитесь сюда, мистер Хендли-Райсер. Это мой племянник, внучатый племянник или что-то в этом роде, а это его друг, лорд Кериг. Они, кажется, были одно время в школе вместе с вашим братом. Это его сестра Берил.

– Я была на «Русалочке» десять раз, – промолвила Берил. – Когда вы будете танцевать египетскую царевну? Я видела снимки репетиций в «Скетче».

Риппл рассказала ей, когда предполагается поставить «Саркофаг». Она ответила на все вопросы, улыбнулась, когда леди Брайндерен воскликнула: – Разве это не чудо – слышать, как она разговаривает? Настоящий человеческий голос. Нет, в самом деле! Это какие-то волшебные звуки. Мы привыкли относиться к вам, балеринам, как к прекрасным безгласным видениям. Мы думаем, что вы можете разговаривать только жестами или мимикой. Никогда не забуду, как я завтракала однажды у Биркли, а за соседним столом сидела Лопухова, и я слышала ее смех; она смеялась как девочка. Похоже было на то, как будто цветок неожиданно запел. Не хотите ли чего-нибудь выпить, Риппл? Нет? Я называю вас коротко Риппл, как сказала бы Тальони. У вас есть телефон? Отлично. Я вам позвоню и условлюсь, когда вы сможете с нами позавтракать. Мы должны познакомить с вами некоторых интересных людей…