Наталья Калинина - Паэлья от Синей Бороды

Лежала я в блаженном спокойствии недолго: рядом раздался тихий шелест травы, а через мгновение кто-то вспрыгнул на шезлонг. Я вскрикнула от легкого испуга и открыла глаза. Но, увидев примостившуюся у меня в ногах кошку с неопрятной свалявшейся грязно-белой шерстью, рассмеялась:

– Кис-кис, иди сюда.

Кошка, видимо, не понимала русского и, презрительно фыркнув, спрыгнула с шезлонга на траву. Но не ушла, а села чуть поодаль и вперилась в меня изучающим взглядом разноцветных глаз – голубого и желто-карего. От того, что ее глаза были такими контрастными по цвету, от того, что смотрела она на меня так пристально, мне стало не по себе.

– Иди сюда! – попыталась расшевелить я ее, лишь бы избавиться от этого взгляда. – Кис-кис!

Кошка потянулась, томно выгибая спину и не спуская с меня глаз. «Я здесь хозяйка, а ты – кто?» – прочиталось мне в ее взгляде.

– Тоже теперь хозяйка! – попыталась пошутить я с ней. На что кошка, громко фыркнув, повернулась и, задрав кверху распушенный грязно-белый хвост, с достоинством удалилась по направлению к дому. Мой статус хозяйки она не приняла, это точно.

Оставшись в одиночестве, я задумалась о своей жизни, которая представлялась мне раскрытой книгой: прочитанные страницы, отделенные от непрочитанных линией переплета. Моя «книга» разломилась на две части: первая – «до». До нашей первой встречи с Антонио, до писем от него, до этого аэрофлотовского билета в одну сторону. И вторая – «потом», к чтению которой я приступила с волнительным ожиданием чего-то нового, необычного, чего еще никогда не было в моей жизни и, казалось, никогда и не будет. Прочитав лишь первую «страницу», сложно сказать, насколько тебе понравится сюжет и не разочарует ли финал своей недописанностью или нелогичностью. Я боялась ошибиться в своих надеждах. Но что с уверенностью могла сказать себе, лежащей в шезлонге на краю бассейна, так это то, что на данный момент моя «прочитанная» жизнь на фоне новой бассейно-шезлонговой казалась более тусклой.

Я закончила экологический факультет, после вуза отправилась работать не по профилю (честно говоря, мне как-то сложно представлялось, куда бы я могла пристроиться со своей специальностью), а в первую откликнувшуюся на мое краткое резюме, не изобилующее трудовыми подвигами, фирмочку, торгующую посудой. Работа мне не нравилась, но я прилежно выполняла обязанности и за довольно короткий срок сделала карьеру сомнительной прелести, от помощника менеджера по продажам до старшего менеджера. Можно сказать, что в отношении учебы и работы я просто плыла по течению, отдавая предпочтение некой стабильности, чем рискованным, но делающим жизнь менее монотонной поискам «себя».

Одно время по молодости мне пророчили неплохую модельную карьеру. Вроде обладала внешними данными, нужными для подобной деятельности: высокий рост, худоба до костлявости. Однако я, как девочка-подросток, которая видит в зеркале лишь гадкого утенка, не любила свою внешность. Не комплексовала, просто не любила. Хотя, парадокс, именно в подростковом гормонально-слезном периоде я себе нравилась. Что случилось потом? Не знаю. Мне просто хотелось быть другой. Иметь темные, отливающие глянцем, идеально прямые волосы, а не белобрысый «одуванчиковый пух», который не укладывался ни в одну прическу (единственным выходом было носить длинные волосы и заплетать их в косу). Мое лицо люди называли «кукольным» и хорошеньким, а мне отчаянно хотелось отделаться от этого сомнительного барбиобразного комплимента. Я и в самом деле была чем-то похожа на куклу: фарфорово-белая кожа, чуть вздернутый маленький нос (предмет маминой гордости, которая считала, что по-настоящему хорошенькая девушка должна обладать маленьким аккуратным носиком) и светло-голубые глаза. Я могла бы любить свое лицо и гордиться им, но не любила за эту всеми признаваемую кукольность. И чтобы хоть как-то бороться с ненавистным мне «имиджем», вместо ожидаемых от меня оборчатых и кружевных юбок и платьев носила джинсы, спортивного стиля свитера, толстовки, футболки и обувь на плоской подошве. Можно было порадоваться тому, что моя фигура отличалась от «барбиобразной» тем, что у меня хоть и были аккуратные узкие бедра и ноги длиной не подкачали, но отсутствовал бюст. Но это отличие от Барби доставляло не радость, а, понятное дело, огорчение.

У меня даже имя было кукольное – Даша.

Антонио говорил, что моя внешность в Испании экзотична и потому еще более привлекательна. А мне, напротив, нравилась южная красота, и я боялась, что на фоне ярких испанок острее почувствую свою не «экзотичность», а блеклость.