Жан Фрестье - Гармония

Он вздохнул, натянул белые хлопчатобумажные брюки и присел на кровать, чтобы надеть носки и парусиновые туфли. Давид тоже сидел на кровати и массировал щиколотки, втирая в них пахнущий ментолом крем.

– Что касается Гармонии, – начал он, – то не будешь же ты мне рассказывать…

– Я ничего не буду тебе рассказывать.

– Ну ладно, ладно.

И Давид согнал с лица улыбку.

– Послушай, – сказал Вальтер, ложась на кровать. – Ты не мог бы посмотреть у меня одну штуку?

– Какую штуку?

– Да вот этот узелок под мышкой.

Давид наклонился, пощупал пальцами.

– А есть еще где-нибудь?

– Есть еще несколько, на шее.

– Сильно беспокоит?

– Нет, не очень. Я заметил только три месяца назад, даже, может быть, меньше. Они не увеличиваются и не смещаются.

– Ты делал анализ в лаборатории?

– Еще нет.

– Сделай. После чего ты и думать о них забудешь.

Вальтер встал, надел белую гимнастерку с короткими рукавами, водрузил на голову белую пилотку, проверил, есть ли в кармане сигареты и зажигалка.

– Сейчас этот идиот Фонда опять начнет приставать со своими глупостями. Сегодня утром я его не видел, значит, вечером он непременно осчастливит нас своим присутствием.

– Вот кошмар-то! – с презрением сказал Давид.

– Сочетание власти и кретинизма.

Он уже тоже оделся. И, набросив на плечи шинель, добавил:

– Причем, обрати внимание: ко мне Фонда не лезет. Я не выхожу из своего угла, а он туда практически не суется.

– Вот-вот, а я нахожусь совсем рядом с ним. И он буквально ежеминутно надоедает мне со своей чертовой «сортировкой». Хотя у него под рукой полно людей, а у меня работы невпроворот. Ну что, идем?

Они пошли по пляжу вдоль берега. Солнце скрылось на западе за горами. Небо окрасилось в красноватый сумеречный цвет. За озером, немного севернее, протянулись трассирующие цепочки зенитных снарядов, красные вперемежку с зелеными, и издалека их траектории казались изогнутыми. Несколько секунд спустя донесся и звук: серия приглушенных «ба-бах». Одни еще купались. Другие сидели, отдыхая на воздухе, перед палатками, и иногда кто-нибудь делал приветственный жест рукой идущим мимо на ночную смену Вальтеру и Давиду. Вправо от пляжа отходила окаймленная тростниками дорога, которая вела к фермерскому двору, где обосновалась офицерская столовая – простой овальный шатер, похожий на туго натянутый зонтик с двумя наклонными ручками, приютивший несколько рядов столиков на четверых человек, в основном уже занятых. Множество белых пилоток, голубые чепчики медсестер, несколько мундиров. В глубине овала, по центральной оси Вальтер заметил длинный силуэт главного врача.

– Гляди-ка, кто сегодня почтил нас своим присутствием.

– Да, теперь он и впрямь нечасто к нам заглядывает.

Они прошли вдоль воображаемой овальной линии к столам раздачи, выстроенным вдоль бледно-голубой, побеленной известкой стены, на фоне которой хорошо выделялись высокие, безупречной формы поварские колпаки раздатчиков – кокетливое излишество, которым никак не хотел поступиться главный врач. Они взяли в начале ряда подносы с углублениями и подали их на раздачу.

– Какое сегодня меню? – спросил Давид.

– Курица в соусе, взбитое картофельное пюре, рисовое пирожное.

– Мне поменьше, – попросил Вальтер.

– А мне, наоборот, побольше, – сказал Давид, который постоянно заботился о равновесии сил и старался, израсходовав, тут же восполнять их.

Они прошли с подносами к своему обычному столику, где уже сидели друг против друга Костелло, ассистент Давида, и Полиак, начальник четвертого хирургического отделения, так называемого отделения «Д». Давид и Вальтер тоже сели друг против друга.

– Хорошо спалось?

Это был вежливый вопрос, который задавался всем подряд и на который принято было отвечать либо неразборчивым ворчаньем, либо, наоборот, очень точно. Полиак похвалил какое-то снотворное, не раздражавшее его желудок, в отличие от другого, которое он, кстати, считал неэффективным и даже вредным. Вальтер перекинулся несколькими словами с медсестрами, сидевшими за соседним столиком. Гармония была справа от него, а почти напротив находилась Лилиан, чья рыжая шевелюра и работоспособность восхищали его. У него с ней уже было долгое, почти полуторагодичное прошлое, богатое забавными и трагическими приключениями, – прошлое, которое они иногда вместе вспоминали в присутствии Гармонии, начавшей работать недавно. Так, однажды ранней весной ураган за ночь буквально смел их госпиталь, унося палатки и койки, и им пришлось укрывать своих раненых в каких-то хижинах, оврагах, разрушенных хуторах. В другой раз, когда в одном старом бараке случилась авария с электричеством, Лилиан отправившаяся впотьмах на поиски туалета, чуть не уселась прямо на колени восседавшего там санитара. А еще этот ужасный случай, когда их по ошибке бомбила собственная авиация и они спасли жизнь только благодаря тому, что залезли в выгребную яму, откуда выбрались покрытые нечистотами, и их рвало от отвращения и страха. И еще полсотни других историй с мельчайшими подробностями про то, как они по причине усталости и растерянности попадали в забавные переделки, теперь заставлявшие их смеяться до слез.