Зое Дженни - Зов морской раковины

Они промолчали целый час. Господин Розенберг молчал по-дилетантски: каждые три минуты он откашливался, качал ногой, менял положение тела и нервно ерзал на стуле, в то время как Элиза, не двигаясь, смотрела перед собой, по-совиному полузакрыв глаза.

Раньше господин Розенберг злился, когда Мария во время работы запиралась на чердаке, становясь недосягаемой для него, и злился еще больше, когда приходили ее болтливые клиентки и соседки, которые трещали без умолку и до позднего вечера засиживались в гостиной. Ночью, когда Мария была в отъезде, а он в одиночестве лежал в кровати, он думал об Элизе, которая жила наверху на чердаке, в своем царстве молчания.

Пустовавшая комната хозяйского сына притягивала Элизу. Комната Георга Розенберга не запиралась, и, когда Юлии не было дома, Элиза спускалась вниз и разглядывала ее. В воображении Элизы лицо Георга постоянно менялось. Элиза садилась на край кровати и рассматривала плакаты на стене: лихих мотоциклистов на виражах, снимок Луны со спутника, большую карту мира. В ящиках стола, которые она выдвинула однажды из любопытства, она обнаружила целую кипу фотографий, на которых была изображена Мария Розенберг. На снимках Мария была еще молоденькой незамужней девушкой. Элиза размышляла над тем, зачем Георгу понадобилось собирать все эти фотографии, – в этом была какая-то одержимость; Элиза была уверена, что этим снимкам не место в ящике и что они взяты откуда-то, где их отсутствие осталось незамеченным.

Господин Розенберг резко открыл глаза. На его лице всегда появлялось испуганное выражение, когда он просыпался, а Мария, выпрямившись, сидела рядом на кровати. Раньше она сладко потягивалась, но теперь, когда у нее появилась своя фирма, она, проснувшись рано утром, быстро вскакивала с постели без малейшего перехода от сна к бодрствованию. Поначалу господина Розенберга задевало, что его таким образом оставляют одного. И хотя ему нужно было вставать позже, заснуть он уже не мог.

Мария Розенберг собрала чемоданы накануне вечером. Она на три месяца уезжала за границу для показа своих коллекций. И на этот раз Мария торопливо откинула одеяло, что разбудило господина Розенберга, и, свесив ноги с кровати, замерла в таком положении на некоторое время. Господин Розенберг смотрел на ее спину, а Мария не без упрека в голосе спросила, почему Элиза все еще не начала говорить.

– Вчера мы с ней столкнулись на лестнице, и она была не в состоянии даже поздороваться.

– Может быть, она просто поняла, что в этом нет никакого смысла.

В последнее время господин Розенберг общался с женой подобного рода отрывистыми фразами, которые она напрочь игнорировала. Мария поспешила в ванную. Плеск воды и маленькая вмятина на подушке, оставленная ее головой, угнетали его. Спустя четверть часа он, босой и в шортах, вынес во двор ее чемодан и помахал вслед такси, увозившему Марию в аэропорт.

Вокруг Элизы было темно и тихо, она в первый раз посмотрела господину Розенбергу в лицо. В свете лампы черты его лица смягчились. Он смотрел на Элизу, как будто хотел, чтобы она запомнила его лицо, сохранила его в памяти. Его руки, словно забытые, лежали на столе ладонями вниз. Вдруг Элиза быстрым движением протиснула свои руки под его ладони. Окруженные темнотой, они вдвоем сидели за столом как на островке, и господин Розенберг гладил ее ногти – крошечные белые полумесяцы.

Потом, поздно Ночью, она услышала шаги на лестнице. Он не прикрыл за собой дверь. В лунном свете, струившемся через чердачное окно, вырисовывался силуэт господина Розенберга. Элиза смотрела в его сторону, но не могла разглядеть его глаз. Одеяло было откинуто бесшумно. Его руки подхватили снизу ее тело и подняли его. Он спустился с ней по лестнице, крепко вцепившись в Элизу, как будто перестал скрывать свое отчаяние. Ее голова опустилась на подушку, которая была больше и мягче ее собственной, и ее удивило, что господин Розенберг закрыл глаза и сказал «О боже!», а затем «Тсс» и накрыл ее рот рукой, словно боялся, что его поймают.

Они лежали рядом, две половинки одной капсулы. Элиза положила голову ему на грудь, которая то поднималась, то опускалась; она видела во сне корабли, надвигающийся шторм, развевающиеся паруса.

На следующее утро Элиза приподнялась на постели, и из ее рта выкатилось слово «кровь». Захваченные врасплох этим словом и кровью на простыне, они с удивлением смотрели друг на друга, между ними повисло слово.