Джин Флей - Чумазая принцесса

Обычно буйства с ущербами обходили нас стороной, но в тот вечер изрядно подвыпившим, незнакомым громилам отчего-то сильно понадобилось из всех присутствующих женщин именно меня водружать на сцену, чтобы я там для беснующийся толпы изобразила что-нибудь зажигательное. Я не ханжа, может быть, и изобразила бы, если имела к этому хоть какие-нибудь способности, но их у меня в помине не было, а было только сильное раздражение, переходящее в слепую ярость, когда, оглядев себя на ярко освещенной сцене, куда меня насильно водрузили, я обнаружила на новых чулках две дорожки спущенных петель, а на месте рукава – узенькую полоску. Остальная часть моего лучшего, выходного платья находилась у громко гикающего здоровяка, по которому было видно, что, даже если его вежливо попросить, то он мне мою собственность не отдаст.

Когда потом, после начатой потасовки, я пришла в себя, в голове у меня стоял неумолкающий звон, локти отказывались держать мое старающееся приподняться тело и в глазах отсутствовала резкость. С трудом, кое-как наведя ее, я увидела, что нахожусь на заднем сидении машины. Салон был большой и роскошный, меня еще в таком никогда не возили; было похоже, что здоровяк, у которого я свой рукав отбирала, оказался весьма преуспевающим гангстером, непонятно только, зачем я ему понадобилась? При его деньгах он мог бы заполучить любую сговорчивую женщину в еще не рваных чулках.

Когда машина остановилась, я притворилась беспамятной, а сама принялась копить силу. Похититель удивительно осторожно вынул мое тело из машины и куда-то понес. По характерным лесным звукам: шелесту листьев, крикам ночных птиц – и густым, напоенным солнцем запахам становилось ясно, что мы где-то далеко за городом.

Я надеялась на входную дверь, что он начнет возиться с замком, тогда у меня появится шанс, но похититель без задержек открыл дверь и понес меня на второй этаж. Глаза я свои старалась не открывать, хотя пружина решимости напряженного ожидания успела закрутиться во мне до упора. Я ее еле-еле удерживала.

Особенно, когда была опущена на кровать и преступные руки, возможно, обагренные по локти чьей-нибудь невинной кровью и до моей добирающиеся, начали снимать с меня туфли, но как только я их почувствовала у себя на верхней пуговице, я не выдержала и шарахнула одним из тех безотказных приемов, которому меня когда-то Сид научил, но не рассчитала своих сил, и потом, даже если бы их было в достатке, то и тогда моя попытка не могла увенчаться успехом, с этим могучим буйволом и Сид не всегда справлялся.

Я же только судорожно, как рыба, выкинутая на берег, хватала ртом воздух, в ошеломлении уставившись на Фрэнка, который придавил меня своими ручищами, причем его это сильно забавляло.

– Это ты, что ли? – наконец вымолвила я.

– Не делай резких движений, я отпущу тебя.

Я тряхнула головой, ее пронзила такая адская боль, что, застонав, опять потеряла сознание. Когда оно возвратилось ко мне, Фрэнк, склонившись, что-то высматривал на моем лице.

– Фрэнк, а где остальные злодеи? – почему-то шепотом спросила я.

– Тебе мало одного?

– Но там их трое было.

– Парни отдыхают. Более они не потревожат тебя.

– А где Минни?

– С твоими друзьями все в порядке, я сказал, что позабочусь о тебе.

– Спасибо, Фрэнк!

– За что ты меня благодаришь, Рыжая?

– Ну, как? Ты вытащил меня из опасной переделки!

– Уверена в своей безопасности? Должен сказать, мы – в моем загородном доме, здесь никого нет, кроме одной рыжей и одного малого. Рыжая выросла и находится в его власти, и он, похоже, рад этому.

– Но ты же не станешь своей властью злоупотреблять?

– Это почему не стану?

– Ты меня спас, Фрэнк Ловайс! Я хочу, чтобы ты немедленно перестал нести этот вздор, а лучше бы принес что-нибудь более существенное: стакан воды, например, и зеркало, если кроме тебя это сделать здесь некому. И постарайся поскорее.

Как ни странно, но этот высокомерный, не привыкший, чтобы ему приказывали, верзила подчинился: принес воды и без возражений помог мне приподняться.

– А зеркало? – напомнила я.

– Не нашел, видишь ли, в доме они в виде стен.

– Тогда рассказывай! – потребовала я.

– Что тебя интересует?

– Лицо, конечно: нос, фонари и всякое такое. И еще: очень я сейчас страшная?

Фрэнк огорошил меня не сразу, а после продолжительной паузы, от которой мне сделалось очень не по себе. Не выдержав, я принялась в судорожной спешке ощупывать свое лицо, проверяя: все ли там на месте и не съехало ли куда на сторону.