Инна Туголукова - Собака мордой вниз

– А как же мы уйдем с работы?

– Легко, – усмехнулся шеф.

– Вы какую кухню предпочитаете? – осведомился Арнольд Вячеславович, придерживая для нее дверь.

– Я? – растерялась Соня. – Сейчас – любую. Первую попавшуюся. Вот, пойдемте в «Шоколадницу»!

– Но там же, наверное, только сладкое?

– Там всякое разное…

Они сели за столик в маленькой уютной кофейне, и к ним тут же подошла официантка. Но Соня даже не заглянула в предложенное меню.

– Мне, пожалуйста, крем-суп из шампиньонов, «Римский» салат, блинчики с малиновым сиропом и зеленый чай «Цветы, вышитые на шелке». И как можно быстрее.

– Полагаюсь на ваш вкус, – присоединился к ней Гусев. – Хотите что-нибудь выпить?

– Я за рулем, – вздохнула Соня.

– Тогда это все, – отпустил он официантку.

За трапезой они почти не разговаривали, а когда подали чай, Гусев спросил:

– Вы любите симфоническую музыку?

– Да, – немедленно соврала Соня. – Конечно.

– Мне прислали пригласительный билет на два лица. В Концертный зал имени Чайковского. Не хотите составить мне компанию?

– С удовольствием.

– Тогда нам следует поторопиться…

К сожалению, отношения с серьезной музыкой у Сони были, мягко говоря, перпендикулярные. Конечно, такие мировые шедевры, как, например, «Аппассионата» Бетховена или «Маленькая ночная серенада» Моцарта, она знала и слушала с наслаждением. Но дальше этого дело, увы, не шло. Наверное, сие была не вина ее, а беда, особенно учитывая благотворное влияние классических произведений на рост удоев, злаков и овощей, а главное, на совершенствование человеческой души и стимуляцию всего организма.

Видит Бог, она пыталась заполнить этот досадный пробел в своем воспитании, образовании и существовании на белом свете, но пробить невидимую стену не могла, хоть ты тресни, хоть умри.

Вот почему, услышав первые ноты «Диалогов с Шостаковичем» Родиона Щедрина, Соня поняла, что ее дело – труба. Она тщетно пыталась обрести гармонию, открыться навстречу волшебству, уплыть в волнах чистого духовного экстаза. Но не было ни гармонии, ни волшебства, ни душевного трепета – только какофония разрозненных, травмирующих слух звуков.

И эта ее ужасающая глухота была такой стыдной, такой тягостной, особенно на фоне одухотворенных, восторженных лиц и сияющих глаз, что Соня совсем приуныла. И что же с ней не так, если даже коровы и овощи…

Соня постаралась придать лицу соответствующее моменту выражение и вдруг с ужасом осознала, что глаза ее неудержимо закрываются, а рот, напротив, пытается распахнуться, раздираемый сладкой зевотой. Конечно, если вспомнить, во сколько она легла. А если вспомнить, во сколько встала! А какой чудовищный день выпал на ее долю! И надо же было ей наесться до отвала, развалиться в мягком кресле в теплом концертном зале и распустить уши. «Диалоги с Шостаковичем» – это, конечно, не «Колыбельная» Гершвина, но все же, все же, все же…

Она ругала себя последними словами, впивалась ногтями в ладони и рисовала жуткие картинки. Вот Гусев оборачивается к ней, спящей, и видит, как из ее разверстого рта стекает на грудь липкая струйка слюны. Вот она звучно всхрапывает на весь зал, или, того чище, громко пукает, или, совсем замечательно, тихо испускает кишечные газы. Она зажала рот ладонью. Вот-вот, можно еще заржать дикой лошадью.

В общем, когда смолкли последние аккорды, никто в зале не аплодировал так горячо, так искренне и страстно, как Соня.

…Они припарковались во внутреннем дворике и поднялись на свою площадку по темной, пахнущей жареной рыбой лестнице.

– Может быть, чашечку кофе?.. – предложил Гусев.

«Как странно, – подумала Соня, – еще вчера, еще сегодня утром я расценила бы это как невозможное счастье. А сейчас хочу только одного – спать».

Она шагнула на порог следом за ним, на миг зажмурилась от вспыхнувшего яркого света и с любопытством оглядела еще необжитую холостяцкую квартиру.

Гостиная была пуста, и Гусев усадил Соню на кухне, а сам занялся приготовлением кофе. А когда повернулся к столу с двумя чашками, дымящимися ароматным парком, гостья спала, положив голову на руки.

Арнольд Вячеславович поставил чашки и задумчиво посмотрел на нее. Потом легонько тронул рукой за плечо:

– Пойдем, я положу тебя в постель.

– Да-да-да, – пробормотала Соня, стряхивая его руку.

Гусев выудил ее из-за стола, подхватил на руки и отнес в спальню. Посадил там на кровать и помог снять сапоги.

– Щас, щас, щас, – говорила Соня. – Буквально несколько минут…