Оказалось, что бюро проката спасет нас не раньше следующего дня, так что мы зарегистрировались в какой-то запущенной ночлежке на берегу.
Я говорю «зарегистрировались» – Черил заняла последнюю комнату с единственной кроватью и слышать не хотела, чтобы к ней кого-то подселили. Она была крайне возмущена и говорила, что мы, кажется, не представляем, сколько тепла выделяет человеческое тело. Неимоверно много. Она выпросила у хозяина гостиницы вентилятор и ушла в свою комнату молиться на него. Мне и Алексу постелили по тюфяку под навесом. Эд расположился в гамаке на улице.
Мы с Алексом пошли в деревню и поужинали там жареными бобами – по его настоянию мы улизнули тайком. Его пугала мысль об ужине вчетвером. Когда мы вернулись, я натянула над нашими тюфяками москитную сетку.
Черил осталась в своей комнате, и я пошла взглянуть на Эда. Он сидел на берегу в свете отдаленных фонарей и печально бросал в прибой камешки.
Какое-то время мы посидели рядом.
– Думаешь, сможешь когда-нибудь меня простить? – в конце концов проговорила я.
– Хитрая, – ответил он. – Не уверен, что ты сама могла бы кого-нибудь простить.
– Мне не стоит и пытаться что-либо исправить? – спросила я.
– Да, – ответил он.
Мы помолчали. Потом он проговорил:
– Я не говорю, что прощения не может быть. Всякое бывает. Вдруг когда-нибудь что-нибудь случится.
Иногда мне кажется, что Эд – милейший человек на планете. Я сказала:
– Ты хочешь сказать, что если по пути назад в аэропорт Мехико познакомишься с Милой Йовович (а не вынуди я тебя приехать сюда, никогда бы не познакомился) и потом проведешь с ней всю жизнь в семейном счастье – тогда, может быть, ты меня простишь?
– Именно так, – ответил он. И улыбнулся. Я была рада его улыбке. – Я выживу. Ты знаешь сама. Я выживу.
– Забавно, что тебе нужно это говорить, – сказала я.
– Сейчас мне просто хочется домой. Уехать домой, оказаться в одном из своих садов, посмотреть, как там поживают камелии, и полить их.
– Стосковался по дому, – сказала я.
– Да.
Почему-то мне захотелось заплакать. Я пыталась удержаться, но мои губы скривились, глаза затуманились, а Эд так хорошо меня знает.
– Эй, – сказал он и хотел было обнять за плечи, но потом вспомнил и не стал. – Ты получила то, что хотела. Твоя мечта сбылась. – Он сказал это так, как будто искренне пытался подбодрить меня.
– Да, – сказала я, – моя мечта. Эд спросил:
– Все то время, что ты была со мной, ты думала об Алексе?
– Конечно нет! Но он был где-то в моем сознании. На заднем плане. Он был как… ну, не знаю… как отдаленные горы на пейзаже. Я совершенно не ожидала, что снова встречу его. Я думала, что все сочинила про него, – то есть никогда не думала, что…
– Ты думала, что с ним тебе не быть. И потому решила, что сойду и я.
– Нет, не так, – возразила я. Хотя было примерно так. Но вслух это звучало ужасно. А на самом деле было не так ужасно. – Я не чувствовала, что ты «сойдешь». Это было так мило.
– Но недостаточно мило, – заметил он.
– Достаточно мило, – ответила я. – Просто это не было… – Я пожалела, что начала фразу. Мне было ее не закончить.
– Договаривай, – сказал Эд.
– Ну, понимаешь… Не было этим. Не знаю чем.
– Этим, – сказал Эд.
– Да, этим.
Мы бросили в море еще много камешков.
– А если бы, – сказал Эд, – если бы в глубине твоего сознания не было этих «гор», – как бы, по-твоему, все между нами сложилось?
Я повернулась на бок и посмотрела на него.
– К чему ты ведешь?
– Думаешь, ты бы полюбила меня?
– Я и так любила.
– Я хочу сказать, по-настоящему.
– Ты удивительный человек.
– Что? – спросил он.
– Ты меня удивляешь.
– Почему?
– Просто удивляешь, и все.
Я встала, разделась до бикини (которое носила вместо белья) и вошла в море, хотя было уже совсем темно. Мне хотелось погрузиться в воду. Хотелось одиночества. Хотелось почувствовать, что мое тело – это просто мое тело. Я устала от мыслей. Я слишком много думала.
Когда я вынырнула, надо мной были звезды. Звезды всегда помогают увидеть правильную перспективу. Возможно, они для того и предназначены. Возможно, люди в городе потому и сходят с ума, что не видят звезд.
Я поплыла, глядя на звезды в вышине, и передо мной вспыхнула моя жизнь в Лондоне. Но я тут же перекроила ее и немного отредактировала, чтобы она выглядела посимпатичнее, как будто это реклама фильма и я делаю ее такой, как мне хочется, или какой, на мой взгляд, она должна быть. Но потом до меня дошло – реклама больше не действует на меня, как все эти ролики с кофе.
Читать дальше