Он приехал две недели назад, через Францию и Барселону, чтобы собрать всех, и с ним была Глория, ехавшая без остановок прямо из Лондона. Именно Глория теперь была снова в их временном офисе – держащая фронт вместе с Шарли, пока Катрина ехала в аэропорт.
– Будем надеяться, что они все и будут счастливы. – Катрина скрестила пальцы. – Все готово. Маэстро доволен репетициями. Съемщики фильма будут рады тому, что получат.
– А шеф теперь стал чудом каким-то, вроде собаки с двумя хвостами. Знаешь, что я подумал? – Герберт махнул головой. – Я не видел его таким с самого начала, в Килбурне.
И это было правдой. Тодд стал всем для всех. Для Энрико Барзини и артистов он был самым гостеприимным администратором. Они получали все, что ни пожелают. То же относилось и к команде Майка Томпсона, которую никогда еще не размещали лучшим образом. Так как им приходилось есть в разное время, им предоставляли в распоряжение яхт-клуб по утрам, днем и по вечерам, с командой Хэнка из «Вороньего гнезда». И все там было так роскошно, что им не на что было пожаловаться. И, в то время как «Палома Бланка» была полна весельем и суматохой, Тодд не прекращал продавать. Майки, сувенирные значки, программки то и дело появлялись в магазинах, а биографии, записи, компакт-диски и просто кассеты с голосом Барзини просто заполонили остров.
Каждый школьный хор соревновался за право получения приза «Барзини в „Паломе Бланке"!».
Местные «оперные» общества ощутили приток новых членов.
И, так как Тодд замечательно проводил ежедневные пресс-конференции, он сделался всеобщим любимцем. Его лицо мелькало в местных газетах чаще, чем лица лидеров политики. По крайней мере на Майорке, сеньор Тодд стал фигурой значительной. Катрина рассмеялась:
– Не думаю, что за эти пять недель он хоть разок поспал.
Герберт усмехнулся:
– Кому нужно спать? Вот что мы обычно говорили в старые добрые дни. Тем более, осталось уже немного, правда? Все произойдет сегодня вечером. – Он поглядел на нее в зеркало. – Так кого же мы встречаем сегодня утром? Наверняка какую-нибудь важную персону.
Она знала, что он имел в виду. За две недели он возил людей из аэропорта в «Палому Бланку» и обратно, и она редко сопровождала его. Она заколебалась:
– По правде говоря, это адвокат моего отца, но я не хочу, чтобы Тодди узнал об этом до вечера. Это сюрприз.
– А-а.
В его голосе послышались непроизнесенные вопросы, и она почувствовала себя неловко.
– Я заказала ему номер в отеле в Пагьере, поэтому мы отвезем его туда из аэропорта. Хорошо? И я еще хочу, чтобы ты заехал за ним и отвез его на концерт.
– Ты – босс, – усмехнулся он. – А ты знаешь, я несколько раз видел твоего отца. То и дело отвозил его в Хитроу. Он был занятным стариком. Ему бы все это понравилось. Это как раз то, что он любил. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – Он бы до ужаса гордился тобой.
Катрина открыла было рот, чтобы ответить – сказать, что она сильно изменилась и теперь может понять, что заставляло ее отца суетиться, что он бы ей, может быть, сейчас даже понравился, но, прежде чем она успела сказать все это, Герберт перебил ее.
– Ух ты, черт! Погляди-ка!
Навстречу им, по противоположному ряду дороги надвигалась армия частников – такси и других машин, и все они ехали от аэропорта.
– Вчера был просто бедлам, – сказал Герберт, взглянув на длиннющую очередь. – Но это покрывает все. Бог мой! Кажется, весь мир и еще полмира приехали на этот концерт.
* * *
– Браво! – кричали люди, изо всех сил размахивая своими программками. – Браво, бис!
Аплодируя в унисон, четыре тысячи человек поднялись с мест, и звук разнесся по освещенным горным склонам.
На сцене стоял Барзини, капли пота блестели у него на лбу. Он представил тех, кто пел в хоре, и вывел их на середину сцены, под огни рампы.
Толпа зааплодировала еще яростней, чем прежде, то сжимая, то разжимая ладони, и стоял такой шум, что он громом отдавался в ушах, и люди, стоящие рядом, не слышали друг друга.
В своей студии Майк Томпсон включал третью камеру.
Крики стали еще громче и наконец перешли в неистовый рев. Все зрители как один повскакивали со своих мест и кричали:
– Браво! Бис!
Константин Леопарди, дирижер, повернулся на своем подиуме перед оркестром, поклонился публике, а над его головой тем временем звучал рокот восторга. Как и у Барзини, его улыбающееся лицо блестело от пота.
От криков восторга, казалось, раскалывается ночное небо и дрожат сосны, и пальмы, и миндальные деревья на горных склонах.
Читать дальше