Елена Заремба: Китти. Следуй за сердцем

Доктор говорила много, заумно и скучно и в итоге записала меня в группу каких-то там анонимных деятельных победителей или победоносных деятелей: я ее не слушала. Главное, посещать эти собрания нужно было дважды в неделю. Она все убеждала меня в том, как это важно, что я должна отнестись к своему состоянию серьезно и ответственно, что эта терапия вернет меня к полноценной жизни и тому подобное. Я исправно кивала и поддакивала для виду, но, откровенно говоря, и сама уже поняла, что нужно срочно что-то менять.

Нужно сбежать туда, где никакие непрошеные доброжелатели не будут мешать мне гробить себя дальше. Поэтому я переехала в Брюгге.

Этот город невозможно забыть. Он навсегда отпечатался в моем сердце, как место, где чудеса случаются буквально на каждом шагу. Казалось, его и строили с таким расчетом, что однажды некая сломленная и раненая Китти вернется сюда, чтобы обрести в своих горестях покой. Огромное преимущество Брюгге состояло в том, что я знала его достаточно хорошо, в то же время оставаясь достаточно неизвестной его жителям. Совершенно не хотелось выслушивать всякие неуклюжие утешения вроде: «Ты еще так молода, все наладится», «Время лечит» и «Все будет хорошо, вот увидишь».

Мне был всего двадцать один год, и моя песенка была спета. Самый прекрасный, самый желанный, самый любимый мужчина на земле не просто ушел от меня, а предпочел мне другую. Я бросила учебу, ибо зачем она нужна, если жизнь не имеет смысла? Чему я буду учить детишек в школе? «Когда-нибудь вы вырастете, полюбите какого-нибудь человека, будете готовы разделить с ним печаль и радость, здоровье и болезнь, а потом он разобьет ваше сердце и даже не объяснит, за что именно».

Я настроилась на то, что я здесь тихонько зачахну и умру. Все равно я больше никогда и никого не полюблю, а жить без любви мне вообще было неинтересно. Утешало то, что мама была пристроена: Паоло о ней позаботится. Поэтому я, как больная на терминальной стадии, просто отказалась от лечения и приехала в любимый город, чтобы вкусить последних радостей этого мира, насладиться хоть чем-нибудь, что еще не утратило своей прелести.

Я очень ответственно отнеслась к процессу умирания. Старалась не отвлекаться от мыслей о своей загубленной молодости и печальной судьбе. «Такая юная, такая прекрасная! – скажут обо мне в надгробной речи. – Жизнь была к ней жестока! Ах, кто же этот мерзавец, который своей жестокой рукой сорвал эту цветущую розу?» А я, вся бледная, холодная, безмолвная, лежу в гробу в белом платье невесты, которое мне так и не суждено было надеть. Мои ножки в легких туфельках никогда не будут танцевать свадебный вальс. На моем лице – выражение безропотного страдания. Все рыдают. Стивен присутствует на похоронах и, не в силах вынести осознания того, кого именно он отверг, молча уходит в закат.

Я надеялась, что смогу беспрепятственно изводить себя здесь, однако этот план дал ощутимую трещину. Не желая впустую переводить мамины деньги, я выбрала самую унылую и дешевую квартирку. Тем не менее старинное здание с высокими потолками и наполовину облупившейся лепниной на стенах почему-то не способствовало болезненной хандре. Из окна виднелась противоположная стена дома, увитая диким виноградом, а во дворике рос миндаль. Я чувствовала себя Кентервильским привидением, громыхающим кофейником и табуретками в своей одинокой башенке, и это, скажу я вам, было невероятно круто. Каким-то образом я перескочила стадию умирания и сразу приступила к посмертному существованию. Мне понравилось. Я так вжилась в эту роль, что потихоньку стала выходить на улицу, в основном по ночам. Мне не спалось, я вставала с постели и, как была – нечесаная и в пижаме, – накинув сверху только серое драповое пальто для хоть какого-то приличия, выходила бродить по узким улочкам Брюгге. Никто, совсем никто не обращал на меня внимания – в городе достаточно много приезжих, среди них встречались и весьма эксцентричные персоны. Равнодушие жителей Брюгге завораживало и успокаивало одновременно. Наконец-то окружающим было наплевать на подробности моего личного конца света.

Затем вопреки всем своим планам я переключила внимание со своих душевных ран на красоту окружающего города. Брюгге как будто разговаривал со мной. «Смотри, какие у меня ровные мощеные улочки! Смотри, а за этой узкой арочкой скрывается лучший бар в городе! Смотри, если влезть на этот поручень, ты увидишь зимний сад на балконе бывшего отеля. Здесь растут лимоны и красные перчики в кадках. Здорово, правда? Скажи, ведь я хорош, я ведь хорош?» Я смотрела и соглашалась. Никто не был так хорош, как Брюгге. Даже мой великолепный бывший, неотразимый и обворожительный Стивен не шел с ним ни в какое сравнение. Брюгге куда больше походил на человека, чем некоторые хомо сапиенсы.