Ильдико фон Кюрти - Сердечный трепет

«Мужчины думают, что ты на них несправедливо обижена, – говорит моя подруга Ибо. – Ты разглядываешь их, как помесь испуганной молодой косули и опытной ночной сиделки».

Но в том-то и дело, что я вообще не разглядываю. Я просто хочу что-то увидеть! И это действительно плохо. Мои глаза кажутся широко распахнутыми, как открытые уши. И каждый блеет в них что-то свое. А когда они слышат еще и мое прозвище, то отпадает последнее желание утаить от меня что-то, чего мне знать вовсе ни к чему.

«„Куколка"? Какая прелесть! Так тебе подходит!»

С тех пор как я себя помню, люди называли меня куколка. Пошло это от моей бабушки Амелии Чуппик.

Моя мама хотела доставить своей маме особую радость, окрестив дочку Амелией. Ужасное имя, в этом не может быть сомнений, да бабушка Амелия Чуппик и не думала сомневаться.

Когда она увидела меня в первый раз, то разразилась диким смехом. Я орала благим матом, была очень маленькой и очень сморщенной. И с кучей волос на голове. Я и впрямь выглядела странно и смешно, и тем не менее моя мать огорчилась – какая же мать стерпит, что при одном взгляде на ее ребенка кого-то разбирает смех. Это сравнимо лишь тем, как мужчины относятся к своим гениталиям и женщины – к своей новой прическе.

Амелия Чуппик во всяком случае повеселилась по поводу моей прически: «Некоторые едва родились, а им уже пора к парикмахеру!», моих многочисленных складочек: «Боже, ребенок выглядит старше, чем я!» и в конце концов сказала: «Ну, тогда, моя маленькая куколка, будь у меня такое же глупое имя, я бы тоже орала, как под розгами».

По преданию, после этого я сразу успокоилась. И с этого момента я стала куколкой. Моя мама еще иногда называла меня Амелией, когда я отказывалась убирать со стола или курила тайком в садовой беседке.

Итак, меня зовут куколка, и так я и выгляжу. Так, как будто я засмеюсь, если нажать мне на живот, или автоматически закрою глаза, если положить меня на спину.

Филипп всегда считал, что мне надо было пойти в отдел убийств или репортером в отдел сплетен. Мне нужно только достаточно долго смотреть на человека, чтобы он признался, где спрятал части расчлененного трупа или с какой из женщин зачал по недосмотру дитя. К счастью, у меня другая профессия, которой я очень довольна.

Выбор моей профессии был совершенно случаен, и мне всегда становится теплее на сердце, когда я вспоминаю об этом.

Пять лет назад я – тоже случайно – познакомилась с Ибо. Ее полное имя – Ингеборг Химмельрайх, она на две головы выше меня, у нее короткие светлые волосы, крепкая фигура, крепкий характер и самые лучистые голубые глаза, которые я когда-либо видела. Она могла бы рекламировать цветные контактные линзы, не надевая цветных контактных линз.

Мы понравились друг другу с первого взгляда. Я пролила ей кофе на блузку, на что она радостно отреагировала: «Наконец-то один нормальный человек в этом скучнейшем заведении».

Ингеборг Химмельрайх работала экономистом, и три дня назад устроилась бухгалтером в фирму Зольдеманна, крупнейшего производителя ковровых покрытий в Гамбурге. Я работала там уже целый год и каждый день спрашивала себя – почему?

Когда-то я училась на дизайнера интерьера, потом – на дизайнера-графика, недоучилась, затем принялась было за германистику и, наконец, прослушала три семестра истории искусств. Пару месяцев я делала обложки CD для андеграундных групп. В двадцать шесть я решила зарабатывать деньги и приняла предложение от фирмы Зольдеманн разрабатывать дизайн ковровых покрытий.

Нет, скажите, какой идиот разрабатывает дизайн покрытий? Самый большой стыд в своей жизни я испытываю, когда на вечеринках меня, бывает, спрашивают, кто я по профессии. Что ответить? Я лично все равно предпочитаю паркет.

В отличие от меня, Ингеборг Химмельрайх не собиралась прозябать на фирме «Ковровые покрытия Зольдеманна». Для нее бухгалтерия этого предприятия была настолько неинтересна, что через три месяца она записалась на прием к Зольдеманну-младшему, положила ему на стол заявление об уходе и сказала: «Мне очень жаль, господин Зольдеманн, но вы не выдержали испытательный срок».

Я до сих пор восхищаюсь этим ее шагом. Мне нравятся решительные шаги – мне, к сожалению, они удаются крайне редко.

В тот день, когда Ибо уволилась, мы вместе вышли из офиса, бормоча что-то по поводу женских страданий, и засели в баре в павильоне Альстера.

Ингеборг Химмельрайх и куколка Штурм набирались до позднего вечера. Само собой, шампанским. «Вдова Клико». В маленьких бутылочках. Семнадцать штук. Ибо сказала, что мечтала об этом всегда: став добровольной безработной, упиться шампанским из этих наперстков и рухнуть под стол. Под конец мы уже чокались бутылками и при этом громко кричали: «Ничего нет ковровей ковровых покрытий!»