Джейн Фэллон - Дорогой, все будет по-моему!

— Джеймс…

— Разве тебе не нравится? — спросил Финн.

— Конечно нравится, но это слишком. Когда это мы такое делали? Я имею в виду — тратили друг на друга целое состояние? Он уж точно стоит целое состояние.

— Я просто решил подарить тебе что-то красивое, что-то настоящее, чтобы показать, как ты мне дорога. Как… я люблю тебя.

Финн фыркнул и сделал вид, что его тошнит.

— Он очень красивый. Я даже не знаю, что и сказать. — Она посмотрела на мужа, склонив голову набок.

— Ну, скажи, например: «Спасибо тебе, Джеймс, за твою потрясающую доброту и щедрость». Это для начала, — ответил он, сдерживая смех.

Она улыбнулась:

— Спасибо тебе, Джеймс, за твою потрясающую… как там дальше?

— Доброту и щедрость.

— Да, именно так ты и сказал.

— И за то, что ты такой удивительный, уж не говоря о том, какой красивый, и умный, и даже, по мнению некоторых, гениальный муж.

Стефани прыснула.

— Ну уж нет, чтобы услышать от меня такое, тебе придется купить что-то пооригинальнее, чем браслет от Картье.

— Не забудь об этом на будущий год, — тоже смеясь, сказал Джеймс, — когда пойдешь за покупками.

Стефани продела руку в браслет. Он был изумительный, именно такой, какой она сама выбрала бы для себя, разве что решила бы, что он слишком дорогой, и удовлетворилась чем-то попроще. Джеймс, если захочет, все еще способен удивить ее. Она обвила руки вокруг его шеи и прижалась к нему.

— Спасибо, дорогой.

Пять дней спустя…

Ее потряс не столько текст, сколько поцелуи, которые за ним следовали. И еще то, что эсэмэска была подписана даже не именем, а одной только буквой. Словно автор ни секунды не сомневался, что Джеймс поймет, кто это. Словно он получает такие послания каждый день. И Стефани с тоской подумала, что, возможно, так оно и есть.

Стефани была замужем за Джеймсом уже девять лет. И все эти годы были для них, как ей казалось, безоблачно счастливыми. Хотя внезапно оказалось, что ни в чем нельзя быть уверенной. У них был один ребенок, семилетний Финн, занятный, смышленый и к тому же здоровенький; еще черно-белый кот Себастьян, чей окрас в точности отражал характер, и золотая рыбка Золотко.

Им осталось выплачивать по ипотеке всего 42,5 тысячи фунтов, 11,3 тысячи лежали у них на совместном сберегательном счете, 2238 фунтов и 72 пенса было долгу по кредитке, и еще в отдаленном будущем (в случае смерти престарелых родителей) их ожидало суммарное наследство примерно в тридцать пять тысяч — хотя не похоже было, что оно упадет им в руки в ближайшем будущем, поскольку у обоих в роду хватало долгожителей.

За годы, проведенные вместе, Джеймс потерял свой аппендикс, а Стефани, наоборот, приобрела, а потом, к своему облегчению, избавилась от камней в почках. Джеймс прибавил в весе около двадцати восьми фунтов, в основном в области талии, тогда как доблестные усилия Стефани в спортзале привели к тому, что она с момента их встречи стала тяжелее всего лишь на несколько фунтов. У нее прибавилось несколько растяжек на животе, но одновременно с ними появился Финн, так что она считала эту цену оправданной. Оба они в свои суммарные 77, без сомнения, были все еще вполне привлекательной парой.

«Я так скучаю по тебе. К. Чмок, чмок, чмок».

Стефани обратилась мыслями к прошлой ночи. Джеймс, как обычно, вернулся домой в половине седьмого. Он казался абсолютно таким, как всегда, — усталым, но довольным, что снова дома. Он прошел через обычную рутину вернувшегося с работы мужа: переоделся, полчаса поиграл в саду с Финном, почитал газету, поужинал, посмотрел телевизор и лег спать. Это был ничем не примечательный вечер. Их беседа едва ли могла соперничать с беседами алгонкинов за круглым столом, но… это был нормальный вечер. Точно такой же, как тысячи других проведенных ими вместе вечеров.

Она вспомнила, как за ужином Джеймс рассказывал им с Финном историю. Забавную историю о том, как он умудрился успешно вытащить занозу из лапы афганской борзой, несмотря на то что другой домашний любимец — питон — в этот момент полз вверх по его ноге под штаниной. Он изобразил сцену в лицах, говорил хриплым испуганным голосом, чтобы передать мысли собаки, отчего Финн изнемог от хохота.

У Джеймса была привычка изображать себя благородным героем своих историй. Какими бы они ни были забавными, их основная мысль гласила: ну разве я не великолепен? В этом был весь Джеймс. С годами он стал склонен к некоторому самолюбованию. Но Стефани объясняла эту черту его душевной ранимостью и даже находила ее трогательной. Он такой открытый, как на ладони, думала она любовно. Но, как видно, ошибалась.