Вера Колочкова - Муж в обмен на счастье

Денег этих, конечно, хватало, чтоб с трудом концы с концами свести. Чтоб прокормиться как-то. Да еще, как назло, времена эти непонятные пришли, когда человек, получив очередную зарплату, вдруг обнаруживал, что купить на нее он уже ничего не успел. Вот месяц назад еще, может, успел бы, а сейчас – нет. Поезд ушел. Другого ждать надо. Вот он, на подходе уже, и мелькнули вдали огни семафорные, и вроде остановился, и двери свои гостеприимно открыл – заходи, покупай чего хочешь! Если сможешь, конечно. А если не сможешь – твои проблемы. Иди обратно, оставайся на своей станции. Живи как получится. И не важно, что у тебя кормильца нет и дети малые есть просят. Не надо было рожать столько – предупреждали тебя умные люди…

Вот Алевтина и жила. Как получалось. Хорошо хоть старшая дочь оказалась в помощницах. Утренние сборы в детский сад и в школу легли, естественно, на Майины плечи. Она и не возражала. Лихо перекинув ремень школьной сумки через плечо, как портупею, волокла за руку неповоротливую полненькую Юльку, на другой руке восседал Сашка, вертел головой в разные стороны. Тут главное дело было – баланс удержать, чтоб он с ее руки не свалился. Иногда и Ванька ей помогал – подхватывал сестренку за другую ручку. Справлялись, в общем. Хуже было другое – поизносились все быстро. Пальтишки детские стали маловаты, блузки Майины тесноваты… Она, конечно, всегда худой была, но повременить с возрастными девчачьими изменениями природу тоже не уговоришь! Они ж наружу так и прут, эти изменения, пуговицы с мясом рвут! Потому пришлось им с мамой шить научиться. Вернее, не шить – перешивать. Обновлять, надставлять, перелицовывать, придумывать планочки-аппликации, пришивать оборочки из другой ткани… Бедняцкий такой дизайн, вынужденный полет фантазии. В общем, с одеждой они худо-бедно разобрались-приспособились. А вот с обувью было хуже. Тут как ни фантазируй, а не перелицуешь и дополнительную планочку не надставишь. И даже оборочку не пришьешь. И потому после покупки очередной пары обуви семья садилась на жесткую экономию. А если точнее – на жестокую. Суп без мяса, каша на воде, винегрет… А еще они ели сухарницу. Вот кто знает, что это за блюдо такое – сухарница? Ванька Дубровкин, например, очень даже навострился сухарницу эту делать… Значит, так. Ныряем в шкаф, где стоит мешочек с белыми сухарями – остатками от бывших обедов и завтраков. Там, в шкафу, между прочим, и с черными сухарями мешочек стоит, ржаными то есть. Но для сухарницы, знаете, нужны именно белые сухари. Насыпаем их в миску, потом заливаем крутым кипятком, потом добавляем порезанные мелко-мелко две большие сырые луковицы, потом солим, чуть перчим, потом заливаем все это подсолнечным маслом… Нет, лучше, конечно, туда большой кусок сливочного масла бросить, если по совести. Если он есть, конечно. А нет – так и с подсолнечным хорошо. Горячо, лук на зубах похрустывает – уж всяко вкуснее перловой каши! И маму накормить можно, когда она с работы придет совсем уставшая…

Трудно им было, конечно. Порой до отчаяния. Но ничего, жили как-то. Майя хотела было в вечернюю школу перевестись, чтоб работать пойти, да мама не разрешила. И хорошо, что не разрешила! Иначе как бы она с Димкой виделась? А так… Так у нее Димка перед глазами был. Целых шесть уроков подряд. Они с Диной за предпоследней партой у окна сидели, а Димка – на среднем ряду, ближе к учительскому столу. В самом центре класса. Хорошо. Она на него смотрит, а он не видит. Только Динка все время шипит – чего, мол, уставилась так откровенно, расплылась вся карамелью… Так прямо и говорила – «карамелью». А что, что она могла сделать? Может, поэтому ей и трудности семейные были нипочем, раз можно на Димкин затылок целыми уроками пялиться…

Правда, иногда он на этот ее взгляд оборачивался. Подмигивал, улыбался весело. Ее тут же будто кипятком радостным ошпаривало – вздрагивала, сжимала губы, чтоб не растягивать их в ответной придурковатой улыбке, и быстро отводила глаза в сторону, и сглатывала судорожно радостный комок волнения, застрявший в горле. А однажды он на школьном крыльце к ней подошел – она Динку с физкультуры ждала. Пойдем, говорит, до дома тебя провожу… Она и пошла, ног под собой не чуя. Домой пошла. Надо было в садик за Юлькой с Сашкой идти, а она – домой… Димка же сказал: домой провожу! И проводил, прямо до двери подъезда довел! Медленно так шли… Он говорил ей что-то – она и не слышала. Улыбалась, как дурочка, всю дорогу. Не смогла с улыбкой этой никак совладать. Димка ушел, а она потом обратно в детсад неслась как угорелая. Вернее, на крыльях летела, перескакивая галопом через весенние лужи. И все равно опоздала. Всех уж детей разобрали. В общем, попало ей в этот вечер от всех. И от воспитательницы за опоздание, и от мамы, и Дина разобиделась, что она ее не дождалась, ушла с Димкой… Целую неделю с ней не разговаривала. Это уж потом выяснилось, что Димка ей тоже нравится…