Мария Барская: Женщина-фейерверк

– Только не пытайся меня разжалобить.

– И не думаю. Просто уверен: ты такая замечательная, ты сможешь понять и простить.

– С чего это ты так уверен?

– С того, что ты меня любишь, я знаю! А я тебя. И никакие ошибки и глупости не смогут убить нашу любовь. Ну, согласна?

– С чем согласна? Или на что?

– Конечно же, выйти за меня замуж. Отвечай быстро.

– Быстро не могу. Придется тебе подождать до Москвы. Я обещала…

– Кому? – На лице его воцарился такой испуг, что жалкие крохи обиды, которые у меня еще оставались, моментально исчезли. – Ты тут с кем-нибудь познакомилась?

– Глупый, я Сашке обещала, что, если кто-то попросит моей руки, прежде чем дать согласие, я познакомлю с ней этого человека.

Он с шумом выдохнул. И правда боялся, что придется выдержать сражение с соперником. Вот смешной!

– Тогда без проблем. С Сашкой мы уже знакомы. И с Маврой тоже. Чувствую, я им понравился. Сашке уж точно, иначе бы твой адрес не дала. В общем, решай.

– Ладно.

Он крепко обнял меня.

– Скажи как следует.

– Согласна.

– Аминь! – громко прошептал он и впился мне в губы.

За спиной у меня демонстративно закашляли. Видимо, англичане не привыкли к столь откровенным выражениям чувств, особенно в школе.

– Сорри, – хором извинились мы и отправились сообщить Мавре о радостном известии.

По пути я спохватилась:

– Ой, поздравляю тебя с пятидесятилетием! Как юбилей-то прошел?

– Никак. Я его отменил. Полагаю, мы с тобой лучше свадьбу устроим.

– А что в «Фиесте» сказали?

– Я заплатил им штрафные санкции и привел вместо себя двух новых клиентов. Твой шеф очень доволен.

Мавра восприняла ошеломляющую новость абсолютно как должное.

– Мама, я за тебя рада. А то боялась, что ты за Лебедева выйдешь. Он, конечно, тоже хороший, но какой-то замшелый.

– Кто такой Лебедев? – напрягся Никита.

– Да художник один, – я поспешила его успокоить. – От Алки посылку ему передавала.

– У них ничего не было. Они только познакомились. Я свидетель, – серьезно подтвердила Мавра.

– Поверю на слово, – сказал Никита и, погрозив мне пальцем, добавил: – Только учти: больше никаких художников!

Наши билеты он поменял. В Москву мы летели вместе. Одной семьей.