Сьюзен Элизабет Филлипс: Что я сделал ради любви

Чаз, очевидно, приняла вызов, потому что надела купальник, порылась в вещах Джорджи и нашла махровый пляжный халатик.

Эрон лежал на полотенце, читая какой-то идиотский журнал видеоигр. Когда они впервые встретились, он и близко к воде не подходил. Сегодня на нем были белые плавки с синей каймой. Ему все еще следовало бы сбросить несколько фунтов, но он ежедневно работал с весом и это было заметно. Теперь он также тратил деньги на приличные стрижки и контактные линзы.

Чаз уселась на край полотенца, спиной к нему. Халатик не доходил даже до середины бедер, и она поспешно подобрала под себя ноги.

Эрон отложил журнал.

— Жарко. Пойдем поплаваем?

— Не хочется.

— Почему? Ты же говорила, что любишь плавать.

— А сейчас не хочется, ясно?

Эрон уселся рядом.

— Я не собираюсь насиловать тебя только потому, что ты надела купальник.

— Знаю, — буркнула Чаз.

— Чаз, ты должна расстаться с прошлым. Оставить позади все, что с тобой случилось.

Она подняла палочку и потыкала в песок.

— А может, мне не хочется оставлять это позади? Может, наоборот, не следует ничего забывать, чтобы больше не попадаться в тот же капкан.

— Ты не попадешь, — заверил Эрон.

— Откуда тебе знать?

— Обычная логика. Скажем так: ты снова сломала руку или даже ногу. Неужели действительно считаешь, что Брэм тебя вышвырнет? Или что Джорджи за тебя не вступится? Или что я не позволю тебе пожить у меня? Теперь у тебя есть друзья, хотя об этом никогда не догадаться, если судить по тому, как ты с ними обращаешься.

— Но я ведь заставила Джорджи поесть, верно? И тебе не следовало говорить при ней, что я боюсь увольнения.

— Ты умна, Чаз. Все это знают, кроме тебя.

Она подняла разбитую раковину и провела острым краем по большому пальцу.

— Может, и была бы умной, если бы не пропускала так много занятий.

— И что? Для чего существуют экзамены? Я же пообещал помочь тебе с занятиями.

— Мне не нужна помощь.

Если Эрон начнет помогать, сразу поймет, что она вообще ничего не знает, и потеряет к ней всякое уважение. Но он, похоже, прочитал ее мысли.

— Если бы ты не помогла мне, я по-прежнему бы оставался жирдяем. Каждый человек хорош в своем деле. Я всегда прекрасно учился. Теперь моя очередь вытаскивать тебя. Доверься мне. Я не буду и вполовину таким жестоким и злобным, какой была ты.

Она была жестока и злобна с ним, и с Джорджи тоже. Чаз вытянула ноги. Ее кожа была бледной, как у вампира, и она заметила одно местечко, которое пропустила при бритье.

— Прости.

Должно быть, извинение прозвучало фальшиво, потому что Эрон не оставил ее в покое.

— Давно пора перестать быть такой грубой с людьми. Думаешь, при этом ты выглядишь крутой? На самом деле ты кажешься мне жалкой.

Чаз вскочила с полотенца.

Эрон поднял глаза.

Она ответила яростным взглядом и сжала кулаки.

— Нечего казаться хуже, чем ты есть, — устало договорил Эрон, словно она смертельно ему надоела. — Давно пора вырасти и вести себя как взрослый порядочный человек. — Он медленно встал. — Мы с тобой лучшие друзья, но мне часто бывает стыдно за тебя. А как ты ведешь себя с Джорджи? Всякий, у кого есть глаза, видит, как ей сейчас плохо. Тебе вовсе не обязательно еще больше действовать ей на нервы.

— Брэму тоже плохо, — парировала Чаз.

— Но это не оправдывает твоей манеры грубо разговаривать с Джорджи.

Эрон выглядел так, словно был готов отказаться от нее. Чаз хотелось плакать, но раньше она покончит с собой, чем покажет ему свои слезы! Поэтому она сняла халатик и бросила на песок. Она чувствовала себя совершенно обнаженной, но Эрон смотрел только ей в лицо. Когда она жила на улице, мужчины почти никогда не смотрели ей в лицо.

— Ну, доволен? — крикнула она.

— А ты? — спросил он.

Она терпеть не могла свое тело и до смерти устала бояться. Бояться выйти из дома, бояться сдавать экзамены. Бояться всего на свете.

— Если я буду добра к людям, они обязательно меня используют, — выпалила она.

— Если кто-то попытается использовать тебя, значит, ты не должна иметь с такими людьми ничего общего, — спокойно ответил Эрон.

У Чаз озноб прошел по коже. Неужели обязательно должно быть так: все или ничего?

Она подумала о том, что сказал Эрон. Что отныне у нее есть друзья, которые обо всем позаботятся. Противно зависеть от посторонних людей, но, может, это потому, что ей никогда не приходилось ни от кого зависеть?

Наверное, Эрон прав. Теперь у нее есть друзья, а она по-прежнему ведет себя так, словно одна борется со всем миром. И неприятно, что он считает ее злой, тем более что злость ни от чего не спасает.