Алана Инош: Вдох, выдох

— Ага, отпетая мошенница, — ласково усмехнулась Яна, когда их горячо слившиеся губы разъединились. — Вся в своего папку.

Своё похищение она организовала сама. К ней явился её родной отец, с которым мать развелась много лет назад; в прошлом он служил в милиции и крышевал бандитов — по сути, сам был бандит, только в погонах. Теперь его дела и здоровье пошатнулись, требовалась пересадка печени. Он уже нашёл клинику, нужны были только деньги. К бывшей жене он обращаться не стал: знал, что та его на порог не пустит, потому и пошёл сразу к дочери. А та не растерялась и выступила с деловым предложением: он помогает ей с «похищением», а она после получения выкупа оплачивает ему лечение и накидывает ещё некоторую сумму сверх того — на жизнь в эмиграции и бутерброды с икрой.

— Сдал папка, здорово сдал. Весь обрюзгший, полысевший, помятый такой, с угасшим взглядом — видно, что потрепала его жизнь не хило. Ну и болезнь тоже, да... А ведь он был крутой мужик, Кир, серьёзно тебе говорю. Реально крутой. Бесстрашный, наглый, умный, изворотливый... Казанова тот ещё — бешеный успех у дам имел. И где это всё теперь?.. М-да... Даже жалко его стало. Знаешь, когда я ему план изложила, у него аж глаза загорелись — прямо былой огонь вспыхнул. Засмеялся и сказал, что согласен поучаствовать в этом дельце, тряхнуть стариной, а то в последнее время жизнь совсем скучная стала. От дел отошёл, с деньгами туго, да ещё и печень на ладан дышит — даже коньячку не накатить. Тоска зелёная!

Отец обладал недостававшими ей для осуществления её идеи знаниями и нужными контактами. Сработала парочка чисто, как по нотам: папа был матёрым профессионалом, дочка — толковой ученицей. Как только деньги очутились у них в руках, он улетел в Германию на операцию, а Яна — в Аргентину.

— Да, мой старик — не самый высоконравственный человек. Таких, как он, называют оборотнями в погонах. Он не стоял на страже закона, а использовал своё положение для наживы. Он брал взятки и покрывал бандитов. Без него у меня вряд ли выгорело бы всё это дельце. Он знает все лазейки, все входы и выходы. Знает, как подделывать улики, как заметать следы. Но знаешь, Кир, мне плевать на все его грехи, потому что он сказал самое главное: «Как тебе жить и кого любить — твой и только твой выбор, никто не может тебя принуждать к другому. Но уж если выбрала, то и отвечать за свой выбор или огребать за него — тоже тебе». С маман я никогда не могла поговорить по душам, не получалось. А с ним, как ни странно — да. Он далеко не святой, но и не ханжа, как матушка. Он не носит маску добродетели, не лицемерит, не притворяется. Наверно, потому-то маман и оказалась успешнее, чем он. И пошла гораздо дальше. Я с ним созванивалась недавно... Операция прошла хорошо, он поправляется. И я почему-то этому рада.

Огонь в чаше наполнил глаза темноволосой рассказчицы расплавленным золотом слёз.

— Да, мой отец — не лучший из парней. А если не смягчая, то засранец, каких поискать. Но он сказал, что я — единственный в мире человек, которого он никогда не кинет... И знаешь, я ему верю. Потому что и правда не кинул. И был готов за меня и под пули, и в тюрьму. Если бы что-то пошло не так и нас бы сцапали, он был готов взять всё на себя и представить всё так, будто я жертва, а не сообщница. А в тюрьме, как ты понимаешь, он бы недолго протянул с его печенью... До суда бы просто не дожил. Я знаю, он сдержал бы слово... И я тоже не сдам его даже под пыткой.

Вот так, без единого «люблю», Яна призналась в оном чувстве. И, будто бы досадуя на себя саму за эти сантименты, быстро овладела собой, смахнула влагу с ресниц, улыбнулась и задорно дёрнула плечами. И снова она — насмешливо-непроницаемая, неуязвимая, бесстрашная и спокойно-уверенная, но Лютова-то знала, что за этой бронёй пряталось сердце, которое много вынесло за эти три года.

— Я, как ты, наверно, догадываешься, с некоторых пор не очень люблю ментов... то есть, пардон, полицейских, — усмехнулась она. — А особенно «оборотней». Но твоему папе я, как ни странно, не отказалась бы пожать руку.

— Слетаем как-нибудь в Германию — пожмёшь, — рассмеялась Яна. И, посерьёзнев, добавила: — А вообще, я хочу его, как только ему разрешат перелёты, к нам забрать. Нашим будущим пацану и девчонке нужен дед. Да и мне будет как-то поспокойнее за него. Ты не против?

— Не против, — пожала плечами Кира. И улыбнулась глазами: — Это же твой папка. Вы ж с ним самая крутая банда! Старики-разбойники, блин.

Яна всё ещё смотрела вопросительно, не вполне уверенная, шутит Лютова или говорит серьёзно. Сжав кулак, Кира братским жестом протянула его Яне. Та поняла, просияла и с благодарностью в глазах молча уткнула в него свой.