Джессика Клер - Последний вздох

У меня на плече и талии полыхает пламя. Я горю. Думаю, это адское пламя. Я в аду, и горю за свой провал. За свои грехи.

— Дениэл, стоп.

Это Рэйган.

— Боец, жди меня, — говорю я ей. — Я приду за тобой.

Что-то влажное падает мне на лицо.

— Ты обещал не оставлять меня, — кричит она.

Её крики такие громкие. Я вижу Хадсона рядом с ней, в его руке хлыст, которым он снова бьет её. Схватив его, я оттаскиваю его подальше. Но там еще один мужчина, и я не могу дотянуться до неё.

— Рэйган, — кричу я. — Я иду. Подожди.

Чьи-то руки пытаются удержать меня, но я должен добраться до неё. Я не оставлю её. Я должен сдержать свое обещание.

— Не возвращайся домой, пока не найдешь её, — суровое лицо моего отца всплывает рядом со мной.

Моя мать лежит у его ног, и кто-то трясет меня за руку.

— Я иду, Рэйган, дождись меня.

Меня обездвиживают, но им меня не удержать.

— Я не уйду без тебя, — реву я.

Затем удар в лицо покрывает всё чернотой.

Часами я болтаюсь возле Дениэла, держа его за руку. Он спит из-за тяжелых наркотиков и не знает, что я рядом с ним. Но я всё равно держу его за руку. Ему сделали переливание крови и зашили раны, он стал нормального цвета, и они уверяют, что с ним всё будет в порядке. Но я не поверю им, пока он не проснется, не улыбнется и не назовет меня бойцом. Вот, тогда я поверю, что он в порядке.

Тогда я скажу ему, что его сестра снова пропала.

Василий исчез. Мендоза послал людей охотиться за ним, но Наоми и Василий бесследно исчезли. Мендоза думает, что Дениэл знает, где Василий спрятал Наоми. Я тоже надеюсь на это, и переживаю, он будет в ярости, что я недостаточно сделала, чтобы остановить Василия от похищения. И поэтому я беспокоюсь, что Дениэл будет ненавидеть меня за то, что я ещё здесь, а Наоми нет.

В основном, я сижу и беспокоюсь.

Один из врачей фавелы, раскачиваясь, проверяет Дениэла. У Дениэла появился новый синяк на лице, когда Мендоза схватил его за лицо, чтобы тот перестал кричать. Доктор улыбается мне. Думаю, он впечатлен тем, что я никогда не ухожу. Он проверяет жизненные показатели Дениэла, меняет пакет с четвертой группой крови и собирается уйти.

— Он скоро очнется? — мягко спрашиваю я.

Доктор выглядит неуверенно:

— Скоро. Как твои ноги?

— Всё в порядке, — уверенно заявляю я.

Хотя ноги кровоточат из-за стекла, извлеченного из них, но это не важно. Дениэл — это всё, что имеет значение.

— Скоро — это когда?

Доктор пожимает плечами и поворачивается, чтобы уйти. Он выглядит таким беззаботным. Возможно, этот мужчина слишком часто зашивает пулевые ранения. Он кивает мне:

— Скоро.

И он снова уходит.

Я целую руку Дениэла. Он так неподвижно лежит на постели, но мне не хватает его активности. До сих пор я не осознавала, насколько живым был Дениэл, и как сильно мне хочется видеть эту дьявольскую улыбку на его лице.

Но вместо этого я сижу здесь и считаю каждый его вздох, надеясь, что он не последний.

— Ты обещал, что не оставишь меня, — бормочу я в его руку. — Ты обещал, Дениэл.

Он не отвечает. Конечно, нет. Раздумывая, я снова целую его руку и улыбаюсь.

— Знаешь, если бы это был фильм ужасов, мы были бы уже мертвы, — я прерываюсь, будто представляю его возмущенный ответ, а затем киваю. — Это правда. В фильмах ужасов есть куча стереотипов, и все эти стереотипы всегда снимаются. Во-первых, всегда есть распутная блондинка, которая лезет, куда ни попадя. Плохим парням всегда нравится хорошие распутные блондинки.

Представляю, как он смеётся, и глажу пальцами его кожу.

— Они обычно умирают в криках в каком-нибудь непроходимом лесу, потому что на них нелепые туфли на высоком каблуке. И, конечно, всегда есть надменный дерзкий стереотипный мудак. Они тоже умирают довольно быстро. Ты слишком профессионален, слишком хорош в том, что делаешь, и слишком отлично выглядишь. Думаю, кинорежиссеры делают всё возможное, чтобы уничтожать таких парней, как ты.

Я лениво сжимаю его пальцы.

— Это иронично, ведь мы оба знаем, что ты поджаришь любого, кто попытается пройти мимо. И сделаешь это с улыбкой.

— Кто выживет?

Я дергаю головой от этого мягко сформулированного вопроса, а сердце бешено стучит в груди.

Дениэл сужает глаза в щелки и улыбается мне, слегка сжимая мои пальцы:

— Эй, боец.

— Привет, — говорю я.

Мой взгляд размывают слезы, текущие по щекам. Это такое облегчение. Хоть врач и говорил, что с ним всё будет в порядке, но я больше никому не верю. Я верю только Дениэлу.