Ирина Алпатова - Барби играет в куклы

— А че такое? — почему-то сдавленным шепотом спросила подруга, — нас могут сцапать?

Ну так и есть, она потянула к себе торбу и прижала ее к груди. Явно приготовилась к боевым действиям. Странно, но сейчас гадкое слово, сказанное Долорес, меня больше не волновало. Оно пачкало ее, а не меня. Разве бывают у воровок такие друзья?

— Она требует назад пастушку, — пояснила я, — ту самую…

— Что-о?! Но это же твоя штучка! Вот гадина! — тут мы, не сговариваясь, посмотрели на Елену Петровну, точнее, ее затылок, но нас словно не услышали. Как бы там ни было, объяснений с милицией и другими официальными лицами было явно не избежать. Я бы предпочла милицию.

Ну вот и приехали. Хватит трястись! — приказала я себе, ведь это последняя встреча. Неужели? вдруг подала голос ехидна. А как насчет встреч в суде? Мне представилась Долорес, завернутую в черный плащ с кровавым подбоем, вот она взмахивает им, точно летучая мышь крыльями…. И я вдруг перестала дрожать. Ехидна, между прочим, подала голос впервые за последние часы, оклемалась, стало быть.

Я вылезла из машины и помешкала. Славик со всеми предосторожностями извлекал на свет божий Елену Петровну, а Люшка… да, Люшка стояла рядом и держала ее палку. Нет, все-таки зря они со мной приехали. Я знала Долорес, а они нет. А вдруг она как-то унизит Елену Петровну? И я бросилась вперед — пусть самые главные гадости обрушатся на мою голову.

Люба с видом идолопоклонницы сидела на коленях возле огромной вазы и осторожно протирала ее какой-то ваткой. Больше в салоне никого не было. Слава богу, хоть в этом мне повезло. Может быть, и Долорес передумала воевать на своей территории? Пожалуй, я испытала укол разочарования. Уж лучше отмучиться сейчас и ясно представлять, что меня ждет в будущем. Люба наконец оглянулась и стала с улыбкой подниматься навстречу. Но через секунду ее лицо застыло, а взгляд зацепился за что-то позади меня.

Ну мне и так все было ясно. Кто еще может вызывать подобную реакцию? Я неохотно повернула голову, так и есть — Долорес собственной персоной. А уж ее вид любого мог обратить в соляной столб.

Драматизм сцены испортили Мими. Можно ли трепетать от ужаса, если по твоим ногам с писком пытается взобраться крошечное чудовище к джинсовом комбинезоне и красной бейсболке? Долорес раздражено дернула бровью, я сделал усилие и попыталась игнорировать модницу, зато она не собиралась игнорировать меня.

— Привезла? Давай! — Долорес повелительным жестом протянула ко мне свою загребущую лапку.

— Здесь только вещи, — сказала я, и сумка с мягким шлепком приземлилась на пол, чуть не на голову Мими, потому что Долорес отдернула руку.

— Я по-моему ясно выразилась, дорогуша! Мало того, что ты так отблагодарила нас за доброту, так ты еще и бандитку в наш дом впустила! Это знаешь, чем тебе грозит? — Ну да, я услышала знакомые интонации, она, наверное, уже и номер статьи из уголовного кодекса знает.

— Пастушка моя, а не ваша! А у вас я ничего не взяла, — и я для убедительности подтолкнула ногой сумку поближе к ней.

— А ты попробуй доказать это в милиции. Мой сын довольно известный коллекционер, дорогуша. Так что подумай, что значит твое слово против нашего.

— Ничего она объяснять милиции не будет, дорогуша…

Мы с Долорес обе повернулись на голос. Елена Петровна стояла в дверях, обеими руками опираясь на палку, и выглядела совершенно не воинственно. И она очень спокойно сказала, глядя только на Долорес:

— Это ты, дорогуша, у нас по части краж специалистка. Так что вряд ли захочешь иметь дело с милицией.

Я с ужасом подумала, что сейчас разъяренная Долорес превратит нас в мышей или ящериц, но она лишь схватилась за свое собственное горло и каркнула:

— Елена!?

— Я, дорогуша, я собственной персоной. Вот решила посмотреть, во что тебя жизнь превратила. Все на чужое заришься, все тебе мало? И Гришина смерть тебя ничему не научила.

— Ты все врешь! Я не брала! — высоким голосом вдруг закричала Долорес.

— А как же эта вещь оказалась в доме твоего сынка?

Я не сразу поняла, что в руке Елена Петровна держит тот самый ножичек для разрезания бумаги, которым я потом вооружила Вояку. Не может этого быть! Вот и Долорес как будто хотела расхохотаться, но вместо этого издала какой-то гортанный клекот.

— Камушки повытаскивали, рукоять заменили, я не сразу его узнала… но эту вещь ни с какой другой не спутаешь. Уж не на эти ли деньги ты искусством занялась, дорогуша? Григорий, значит, умирал, а ты о прекрасном думала…