Мери Каммингс - Подарок

— Так что там у нас некрепкое?

Она рассмеялась коротким чувственным смешком, похожим на стон, и потянулась к нему, нетерпеливо расстегивая все пуговицы, на которые натыкались ее пальцы — на нем, на себе — стремясь избавиться от всего, что еще разделяло их и мешало ей почувствовать его тепло.

А потом не осталось ничего, кроме прикосновения его горячих губ, прохладных мягких волос, скользящих по ее телу и напряженных мышц под руками — Карен не могла бы стоять, если бы не держалась за его плечи. Его губы скользили все ниже и ниже, заставляя ее стонать и вздрагивать, но не давая дойти до грани освобождения, и ей сейчас казалось, что это сон — прекрасный и мучительный, потому что лишь во сне мучение может быть таким сладким.

Дел медленно опустился перед ней на колени и прикоснулся открытым ртом к золотистым волосам. Резко выдохнул — это горячее дыхание обожгло ее и заставило все мышцы ослабеть — помог ей лечь на ковер и снова поцеловал. Он больше не ласкал ее, теплая рука просто лежала на животе — но этого было достаточно, чтобы по всему телу пробегали горячие волны.

Губы скользнули ниже, продвигаясь к тому месту, которое горело, словно его выдох оставил там огненные искры, продолжавшие тлеть и готовые вспыхнуть пожаром.

Зажмурившись, не в силах выдохнуть, Карен замерла, когда его язык коснулся самой чувствительной точки ее тела, всегда отзывавшейся на его ласку — еще раз коснулся и еще... Выгибаясь навстречу его прикосновениям, она постанывала и вскрикивала, умоляя его продолжать — и он ловил каждый крик, каждый вздох, словно прекрасную симфонию страсти, творцом которой был.

Неожиданно он отстранился, тяжело дыша. Она открыла глаза, беспомощная, недоумевающая — именно этого Дел и ждал, чтобы мучительно медленно, пристально глядя ей в лицо, войти в нее. Подался назад — Карен застонала от охватившего ее нестерпимого чувства пустоты и потери.

Все его намерения не спешить, подождать немного, растянуть удовольствие были забыты. Он двигался резкими, настойчивыми и размашистыми толчками, врываясь в нее все глубже и глубже, почти выходя — и снова возвращаясь, слегка вращая бедрами, словно ввинчиваясь в ее податливую и упругую плоть.

Внезапно ее глаза широко открылись, по телу прошла судорога — и только тогда он позволил горячей волне захлестнуть и себя, теряя дыхание и прильнув губами к золотистой родинке на плече.

Прошло несколько минут, прежде чем он понял, что лежит на Карен всем весом. Приподнялся, чтобы не раздавить ее, услышал недовольный стон и испугался:

— Больно?

— Ты был еще внутри — так хорошо...

Дел усмехнулся, прорычал ей на ухо, голосом Шварцнеггера:

— Я вернусь! — почувствовал, как Карен вздрагивает от смеха, и лениво спросил: — Ну, будешь еще дразниться?

— Буду! — упрямо заявила она. — Вот! — и, с трудом шевелясь, все-таки взлохматила ему волосы. После этого успокоилась и замолчала, легонько, скорее всего, машинально поглаживая его по шее.

Он даже не знал, не засыпает ли она, но, очевидно услышав подозрительный шорох, Карен приподнялась и, присмотревшись, доложила:

— А там Манци наш ужин распаковывает... — в ее глазах загорелся живой интерес к происходящему, — а что там есть вкусного?

Еду они перетащили прямо на ковер, устроившись на подушках. Точнее, на подушку облокотилась Карен, а Дел предпочел использовать в качестве опоры ее колени — так было ближе и теплее.

Он твердо знал, что беременным нельзя шампанское, что бы там она не говорила, но Карен капризничала и ныла, что не любит предложенную им взамен кока-колу — поэтому решил следующий раз купить ей что-нибудь типа сидра, а сегодня все-таки давать шампанское, но понемножку, из своего бокала.

Манци вылезла из-под кровати и незаметно подошла — не к Карен, на которую до сих пор была обижена, а к нему. Он предложил ей креветку — кошка бросила на Карен презрительный взгляд, приняла угощение и потерлась шейкой об руку.

— Ты ее нарочно подкупаешь! — ревниво заявила Карен. — Это нечестно.

— Не ревнуй! — Дел в утешение почесал за ухом и ее. Она замурлыкала и потерлась об его руку не хуже кошки. — Я вас обеих люблю, на тебе тоже! — выбрал креветку побольше и сунул ей в рот.

Увидев это, Манци возмущенно фыркнула, отошла на пару шагов и уселась неподвижно, как статуэтка. Вид у нее был надутый и презрительный — эти люди — что с них взять!

А людям было весело — они ели, смеялись, разговаривали, перескакивая с одного на другое — они снова были вместе, вопреки всему, и оба уже не сомневались, что иначе и быть не могло.