Мери Каммингс - Подарок

— И еще котлеты... в морозилке, — сообщила Карен унылым голосом.

Ему захотелось наорать на нее, встряхнуть, обнять — Дел уже не знал, смеяться или плакать.

— Ты что, меня совсем сволочью считаешь? — почти рявкнул он, все-таки слегка встряхнул — и прижал к себе. — Ты что думала — я смогу жить, зная, что ты неизвестно где, одна, без денег — да еще беременная? Да я тут чуть не свихнулся, когда Томми мне так спокойненько заявил, что он два дня тусовки проверял — нет ли тебя, случайно, там!

— Ну и зря, — сердито буркнула Карен, — глупо.

— Что глупо?

— Проверять было глупо. Ты что, не понимаешь, что я... после тебя... не смогла бы, — зажмурившись, она замотала головой, — ни за что.

И он ответил — тихо, почти шепотом:

— Я так и подумал.

Она замерла, широко открыв глаза, вглядываясь в него, словно спрашивая, правда ли это. Дел кивнул.

— Томми сказал, что все проверить надо. А я и так знал, что тебя там быть не может. Знал — и все.

Карен выдохнула со звуком, похожим на рыдание, и внезапно потянулась к нему, целуя всюду, куда могла достать — в подбородок, в уголок рта, в шею — без слов объясняя, как соскучилась, как одиноко и холодно ей было без него.

Он донес ее до постели и рухнул туда вместе с ней, не в силах отпустить ни на мгновение. Кажется, что-то трещало, но терпения расстегивать пуговицы не было. Не было ничего, кроме тонкой шеи, в которую он жадно впился ртом — ничего, кроме шелковистой кожи под футболкой, кроме горячего тела, прильнувшего к нему. Ни ласк, ни слов, и это было естественно, как дыхание, как биение сердца. Все закончилось быстро — очень быстро, слишком быстро.

Дел очнулся, забывшись лишь на долю секунды — сердце все еще лихородочно билось. Медленно поднял голову — в глазах Карен стояли слезы, но, встретив его взгляд, она улыбнулась.

Он попытался губами смахнуть слезинку со щеки.

— Карен, детка... ты чего? Я тебе больно сделал?

— Я люблю тебя, — она сказала это так грустно, что у него защемило сердце.

Дел на секунду замер, но постарался улыбнуться.

— Это так плохо, что плакать хочется? Я такой ужасно противный?

Она засмеялась — или всхлипнула?

— Нет... мне просто все время хотелось тебе это сказать, а теперь можно.

— Можно. Много-много раз можно, и я буду ходить, задрав нос — потому что меня любит такая девушка — самая лучшая, самая красивая, самая... Ну улыбнись ты, наконец, и не надо плакать. А то я сейчас тоже заплачу.

Карен улыбнулась — настолько нелепым показалось ей подобное заявление.

Больше она не плакала.— лежала, плотно прижавшись к нему и слегка улыбалась, закрыв глаза.

— Спишь? — спросил Дел, очень тихо, чтобы, если она действительно спит, не разбудить ее.

Но Карен открыла глаза и откликнулась, совсем не сонным голосом:

— Нет... я спать не хочу.

— Я хотел тебе сказать, что ты никого не подводила. — Она вскинула на него глаза, не сразу поняв, что он вообще имеет в виду. — Ты сказала, что подвела меня — с ребенком. А на самом деле я рад, что так получилось.

— Но я говорила, что ты можешь не беспокоиться — и ты мне поверил.

— Чем больше я об этом думаю — тем больше понимаю, что такой подарок для меня это все равно что жизнь начать заново. Я и не ждал, не думал... — он не договорил, уткнувшись лицом ей в волосы. Помолчал и неожиданно спросил: — А ты у врача была?

— Да, два дня назад. Все нормально. Срок совсем маленький — полтора месяца всего. Снаружи еще вообще ничего не видно.

— Мы поженимся в четверг, хорошо?

Она тяжело вздохнула, не зная, что ответить, но Дел воспринял этот вздох как несогласие и резко отодвинулся.

— Тебе что, так неприятно об этом думать? Мы же уже договорились — или ты по новой собираешься нести свою ахинею про то, что ты мне не пара? — и осекся, почувствовав, что Карен испуганно замерла. Нерешительно обнял — она отвернулась и обиженно засопела. — Не обижайся, я за эти дни извелся. — Поднял ее лицо, поцеловал в переносицу, где было больше всего веснушек. — Ну не обижайся, ладно?

— А я вовсе и не собиралась с тобой спорить — и никакой «своей ахинеи» тоже не собиралась нести, — неожиданно буркнула она.

— Почему это? — подобное послушание показалось ему подозрительным.

— Ты голодный и злой — чего с тобой спорить? Все равно слушать не будешь.

— С чего это ты взяла, что я голодный и злой?

— А у тебя в животе бурчит — и мне в ладонь отдает.

Только теперь Дел почувствовал, что ее рука уже давно устроилась у него на животе, и внезапно ему стало смешно.