Наталья Суханова - Кадриль

На практику мы ехали втроем: Жанна, Юрка и я, — и нельзя сказать, чтобы мне очень нравилась компания. Юрка — еще куда ни шло: ну, пижон, ну, болтун, а в общем не злой и не глупый парень. Но вот Жанна… Не знаю, была ли она в самом деле старше меня — держалась она, во всяком случае, так, словно по жизненному опыту годилась мне в матери. И это бы тоже ладно! Хуже было, что я ей нравился и вроде бы именно потому, что между нами была пропасть. Так она и держалась со мной — будто мы стоим по двум сторонам пропасти, и там, где я, — солнце, радость, теплынь, а там, где она, — вечный сумрак. И возвратить ее на эту сторону могу лишь я. Если полюблю. Но я не люблю, и оттого так обреченно скорбен ее взгляд. К тому же, она норовила еще и опекать меня, а это было уже сверх всякой переносимости. В группе, когда я краснел и избегал ее, зубоскалили надо мной. Некоторые удивлялись: «Чего ты шарахаешься? Девка — люкс. Если бы у тебя кто другой был…» Думаю, ей даже не пришлось просить, чтобы нас послали в одно место. Все и так знали и подыгрывали ей, гадая, сокрушит она мою независимость или нет.

Лукавый наш староста, зачитывая направления, даже приостановился, назвав нашу троицу, и покосился на меня — и тотчас все закрутили головами, заулыбались, словно отправляли нас не на практику, а прямиком в загс.

И вот теперь нам предстояло втроем постигать производство на сельской торфяной электростанции…

Войдя в купе и похлопав по обитым дерматином полкам, Юрка, конечно, сказал:

— Это не Рио-де-Жанейро, но жить можно.

На что Жанна иронически заметила:

— Если не ошибаюсь, цитата все из тех же «Стульев» и «Теленка»! Везет человеку: прочел за всю жизнь одну книгу, щеголяет цитатами из нее — и слывет остроумным юношей!

С многозначительным видом Юрка поправил:

— «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» — это уже не одна, а две книги.

Они хохотали, довольные собою, а я с неожиданной злостью представил, что будет дальше.

Сейчас Жанна скажет:

— Нет, мальчики, но как я зла! Послать нас на практику в такую дыру! Лилька Козлова — в Ригу, Изька и Вовочка — на Урал…

— Внимание! — перебьет ее Юрка, вперившись взглядом в женский силуэт у окна.

— Знойная женщина, мечта поэта!

А Жанна, окинув «знойную женщину» бесцеремонным взглядом, «развенчает» ее:

— Химическая завивка и атласный халат! Вы заметили, мальчики, что…

Я не успел еще закончить этот воображаемый разговор, как Юрка выглянул из купе и сказал:

— Знойная женщина!

Жанна потянулась из-за его плеча, скользнула насмешливым взглядом по «знойной женщине», но ничего не сказала.

— А жрать, однако ж, хочется! — заметил вдруг Юрка, отвлекаясь от созерцания.

— Не надо мне устриц, морских пауков и прочих чуд, но вот ветчины, поросенка, ломоть осетра, запеканную колбасу с луком, стерляжьей ухи с налимами…

— О-о, да это уже не «Двенадцать стульев»! — …грибков, шанежек…

Кондуктор выдал белье, и последовала серия команд: «Мальчики, может, вы покурите? Я бы не прочь переодеться», «Ленечка, если тебе не трудно, сними мой чемодан», «Ты — чудо, а теперь поставь обратно», «Подожди, подожди, еще матрасы», «Да, если тебе не трудно, вот это выбрось, а я пока застелю постели».

И — цепкая забота:

— Ты можешь не пить, но есть надо.

— Опять курить? Это обязательно?

Я залез к себе на полку почитать, но, словно им для веселья не хватало третьего, они, усевшись так, чтобы видеть меня, принялись невинно «прохаживаться» на мой счет:

— Ленька, а как насчет «дурачка»?

— Не такой он дурачок, чтобы играть в «дурачка»!

— Ленька у нас интеллектуал: без книги — ни шагу… Что, ты думаешь, у него в чемодане? Носки? Рубашки? Галстуки? М-ме!..

— Академическое собрание сочинений Толстого!

— Точно.

— Дай спокойно мальчику почитать!

— А он нас не слышит. Когда он читает, мир для него не существует.

Очень кстати принесли чай. После чая я вышел в коридор и уже начинал приходить в себя, когда рядом раздалось лирическое:

— А, вот ты где…

Чуточку позже бы ей подойти: я бы уже снова обрел терпение…

— Не помешаю, Ленчик?

— А что делать? Нужно привыкать, — брякнул я.

Ни слова, ни движения… Я покосился. Жанна была вся в красных пятнах. От люкс-девки не осталось и следа — рядом была просто несчастная некрасивая девчонка. Мне стало так не по себе, что я готов был даже жениться на ней, только бы загладить сказанную пакость. Черт с ней, с любовью. Не самое же это важное, в конце концов. В конце концов, те, что женятся в канун окончания института, в пятидесяти процентах довольствуются гораздо меньшим, чем любовь.