Розамунд Пильчер - Конец лета

Он поднял мой чемодан и прикрыл за собой дверь. Я припала к окну, ведь местность была мне до боли знакома и не хотелось ничего пропустить. Вот по той дороге я когда-то гуляла... по тому полю каталась на пони... а в том доме пила чай. Наконец мелькнул мост, обозначавший границы деревни, за ним – автозаправочная станция и отремонтированный отель, где всегда было полно пожилых постояльцев и где подросткам не отпускали спиртные напитки.

Дверь снова отворилась, и Дэвид Стюарт нерешительно остановился в дверях:

– Доброе утро.

– Привет.

– Как спалось?

– Прекрасно.

Движение поезда замедлилось. Мы миновали сигнальную будку и проехали под мостом. Я вскочила с сиденья и нетерпеливо устремилась за Дэвидом в коридор. За окном промелькнул знак с надписью «Трумбо», и экспресс остановился. Приехали!

Машина Дэвида находилась в гараже, поэтому он отправился за ней, оставив меня на перроне. Я села на чемодан. Только-только начала просыпаться деревня. Тут и там зажглись огни, из труб повалил дым, первый велосипедист, виляя из стороны в сторону, проехал по улице. Вскоре высоко в небе раздались крики диких гусей; они пролетели над моей головой, но разглядеть их я не смогла из-за низко нависших грозовых туч.

Элвинское озеро лежало в двух милях от деревни Трумбо. С севера вдоль него проходила главная дорога, ведущая на Инвернесс, а на противоположной стороне широкое водное пространство охраняли бастионы кермгорских гор. Само имение «Элви» напоминало остров в форме гриба, ножка которого упиралась в узкую полоску суши, больше напоминавшую пешеходную дорожку, петлявшую среди заросших камышами болот и гнездовий множества птиц.

Долгие годы эти земли считались церковными угодьями. До сих пор можно увидеть руины заброшенной часовни, сиротливо стоящей без крыши, хотя всегда ухожено маленькое кладбище с аккуратно подстриженными тисами и мягкой шелковистой травой, над которой весной весело колышутся желтые душистые нарциссы.

Имение моей бабушки раньше принадлежало священнику. Со временем скромный дом разросся, значительно расширившись за счет флигелей и новых комнат, куда вселялись новые члены больших викторианских семей. Если смотреть на него с задней стороны, оттуда, где проходит дорога, то он кажется высоким и неприступным. Окна, выходящие на север, узкие и высокие – иначе невозможно поддерживать тепло в морозные зимние дни. А массивная дверь выглядит так, будто никогда не отпиралась. К особняку, больше походившему на крепость, примыкают две высокие мрачные стены. Они, словно огромные руки, охватывают дом с востока и запада, и даже моей упорной трудолюбивой бабушке, как она ни старалась, никак не удавалось украсить их вьющимися растениями.

Но если взглянуть с южной стороны, то «Элви» предстает в совершенно ином свете. Это уже уютный старинный дом за надежной стеной, покоящийся в лучах стоящего в зените солнца. Его окна и двери распахнуты, и свежий воздух врывается в просторные светлые комнаты. Сад спускается к низкой изгороди, отделяющей узкое поле, где пасется скот соседа-фермера. Поле примыкает к самой воде, поэтому волны, плещущие у поросшего вереском берега, и размеренное мычание коров стали неотъемлемой частью «Элви», так что местные давно перестали обращать внимание на эти звуки. И, только вернувшись в родные края, я с удивлением начинала осознавать, чего была лишена.

Машина Дэвида Стюарта поразила меня. Я всегда считала, что солидные служащие не могут ездить на голубых спортивных «ТР-4».

Мы погрузили наши чемоданы в багажник и оставили Трумбо. Я вся извертелась, сгорая от нетерпения. Знакомые места появлялись и исчезали за окном. Гараж... кондитерская... ферма Мак-Грегора... Но вот мы выехали на открытую местность, и дорога поползла вверх, извиваясь среди багровеющих осенних деревьев и полей золотистого жнивья, изгородей, увитых шиповником с огненно-красными ягодами, схваченными первыми заморозками.

Вскоре мы миновали последний поворот, и справа засверкало серое озеро – под стать серому утру, – а за ним замаячили горы, вершины которых окутывали тучи. В полумиле от нас находился скрытый деревьями «Элви», и виднелась заброшенная часовня без крыши, навевавшая романтические грезы. От переполнявших меня чувств я не могла вымолвить ни слова, а Дэвид Стюарт тактично молчал. Мы проделали долгий путь вместе, и эта пауза в общении нас ничуть не угнетала. Наконец у придорожного дома мы свернули, и машина запетляла по проселочной дороге и между огороженными участками, проскочив под медово-желтыми березами, остановилась у парадной двери родного для меня дома.