Эрик жмурится и кивает, тихо смеясь.
– Но для начала: меня зовут Эрик Форд, и мне тридцать четыре года. Я приехал сюда, чтобы встретиться со своей дочерью, которую считал несуществующей, и ее имя Мелания.
– Приятно познакомиться. А мое имя Хлои Коулмен. Я живу тут сколько себя помню, мне двадцать лет, и у меня есть лучшая подруга по имени Мелания.
– Это судьба, малыш. Это была наша судьба…
Три года спустя…
Эрик
Черт! Черт! Черт! Вот какого, спрашивается, черта я решил ехать именно по этой дороге? Какого черта эти все люди решили, что двадцать второе декабря отличный день для приобретения подарков? Раньше надо было думать! Придурки!
Меня просто трясет от злости. Руки сильнее впиваются в руль, и я бросаю взгляд на телефон, лежащий рядом на сиденье.
– К черту, – цежу я и резко сворачиваю к обочине, останавливаю машину, вылетаю из нее, подхватывая свои вещи.
– Сэр…
– Плевать! – ору я контролеру и, срываясь на бег, спускаюсь в подземку.
Лишь бы успеть! Должен успеть! Ну как так-то? Когда я ездил в метро последний раз? Даже не могу вспомнить.
Мой телефон снова начинает звонить. В груди бешено бьется сердце, и я сбрасываю звонок дочери, выходя на нужной станции.
Еще немного. Я поскальзываюсь на льду, но мне удается сохранить равновесие, запахиваю на себе пальто, но, черт возьми, как холодно. Хлопья снега бьют прямо в лицо, так что кончик носа тут же мерзнет.
– Эрик, – встречает меня взволнованный Ноа, когда я, дрожащий, стуча зубами, вбегаю в больницу.
– Где она? Как она? Почему сегодня? – выпаливаю я вопросы, на ходу снимая пальто и пиджак, и натягиваю белый халат, который предусмотрительно держал для меня друг.
– Не обладаю такой информацией, но давай быстрее. Третий этаж, там увидишь Мел. – Ноа оставляет меня одного в лифте, и я нажимаю на кнопку нужного этажа.
Дыши. Давай, Эрик. Вдох. Выдох. Ничего страшного не произошло. Она всего лишь в больнице. Попала в больницу. Она тут одна, без меня. Никогда в ней не смягчится эта черта упертого характера.
Двери лифта открываются, и я быстрым шагом иду по белому коридору. На шум моя дочь оборачивается от двери, в которую она до этого смотрела, и расплывается в насмешливой ухмылке.
И в этой женщине никогда ничего не поменяется.
– Рассказывай, – без предисловий говорю я.
– Надевай, – она вкладывает в мою руку хирургическую маску. – Схватки начались, как я поняла, утром. Воды отошли прямо на финансах, приведя в панику всю аудиторию. Вот это было шоу, мы с ней так смеялись…
– Мелания!
– А да, так вот. Ну, мы поехали сюда, оформились. Она попросила не говорить тебе, пока не приблизится то самое время, чтобы не отрывать от работы.
– Как всегда, – закатываю я глаза, надевая маску.
– Иди, – дочь отходит от двери, пропуская меня в палату. – И да, пап, она отказалась от обезболивающего, поэтому береги голову, – смеется Мел.
Я пропускаю мимо ушей ее замечание и вхожу в палату. И зря!
– Эрик, мать твою! Ненавижу тебя! Урод! Членистоногий без мозгов! – на меня тут же сыпятся ругательства, отчего я немного опешил. Моргая, я смотрю на покрасневшее и мокрое лицо девушки с разбросанными ногами и в больничной сорочке. Между ее бедер расположились врач и две медсестры, наблюдая за процессом, и держат ее ноги.
– Хлои, – я не могу не улыбаться, когда подхожу к ней.
– Мистер Форд, хороший день, чтобы родить вашего сына, – говорит наш лечащий врач.
И, кивая, я подхожу к кушетке, на которой извивается моя жена.
– Убью! Только подойди ко мне! Боже! – она откидывает голову, выгибаясь.
– Малыш, ты с ума сошла? Надо было…
– Нет! Нет! Вдруг что-то бы случилось. Я вытерплю, – видно, схватка ее отпускает, и она, тяжело дыша, перебивает меня, моментально понимая, за что я хотел ее отругать.
Но через несколько мгновений она набирает воздуха, и новый поток ругани:
– Я тебе член отрежу! Только трахни меня еще раз! Только попробуй!
Ее пальцы впиваются в мой орган, и у меня перехватывает дыхание. Больно! Как же это, мать вашу, больно!
– Хлои! – ору я, отрывая ее руку от своих гениталий и сжимая в своих.
– Прости… прости… жеребчик… прости. Я люблю тебя… козел… ненавижу!
От этой смены слов и интонаций, крика и чуть ли не плача я просто теряюсь. Да, мы готовились, ходили на курсы. Но когда у нас что-то было как у людей? Никогда. Даже наша свадьба прошла по-идиотски глупо. А точнее, она не состоялась из-за того, что дочь ее брата Нила решила разукрасить свадебное платье Хлои, та, в свою очередь, впала в панику, а больше всех возмутилась Мел. Было столько крика, шума… но не меня. Я, как полный придурок, во фраке стоял в церкви и ждал… долго ждал, пока не запаниковал и не поехал домой. Мы разминулись. Никого в квартире не было, я думал, что мое сердце остановится от боли, от того, что она ушла. А она тем временем ехала ко мне, но я даже не знал об этом и напился. Нет, года не изменили меня, хотя частенько получал нагоняй от Хлои за алкоголь. Наутро, увидев девушку рядом с собой на постели, я разобрался во всей ситуации только с третьего раза. И наша американская горка закончилась в тот день, приехав к окончательному пункту назначения. В итоге мы расписались в мэрии в будний день, третьего февраля. Не было ни гостей, ни шума, ни платья, ни банкета. Были только мы. Моя колдунья, наконец-то освободившаяся от своих цепей ради меня. И я, ее похотливый жеребчик, который с каждым днем любил ее все больше. А особенно в моменты ярости и ссор, когда она била посуду. Затем набрасывалась на меня как безумная, и мы мирились… несколько раз.
Читать дальше