Анатолий Чупринский - Пингвин влюбленный

Валера поднялся с кресла и пошел к двери.

— Извини, что разбудил. Если Надя вдруг объявится…

— Чего ей здесь делать? — в очередной раз удивилась заспанная девица. — Квартира уже не ее. Она ее продала. С отсрочкой, — бормотала она, провожая Суржика.

— С отсрочкой, это как? — приоткрыв дверь, спросил Суржик.

— Как-как. Деньги Надька уже получила и все документы оформила. На ту, на другую. С условием, что та вступит во владение собственностью через год. Пока здесь я…

Валера не стал вникать в юридические тонкости. Он понял одно. Нади здесь нет.

Выйдя из подъезда, Суржик сел за руль, достал записную книжку и принялся ее листать. Друзей-приятелей у Валеры было пол-Москвы. Где-то был телефон одного парня с таможенного терминала в Шереметьево. Сотовым телефоном Суржик пользовался только в исключительных случаях. Почему-то не любил эти игрушки. Ходят слухи, они облучают наши бедные головы отнюдь не безобидными лучами. Сейчас был тот исключительный случай. Набирая номер, Валера мысленно молил Бога, чтоб Андрей Фунтов оказался на службе. Ему повело и на этот раз. Андрей взял трубку сразу.

— Фунтов слушает!

— Андрей, привет! Это Суржик! Приглашаю на ужин в Дом литераторов.

— Что нужно?

— Так, пустяк. Будь другом, окажи маленькую услугу. Узнай там у своих, когда и куда уехала или улетела Надежда Соломатина.

— Кто такая? — удивился в трубке Андрей.

— Звезда эстрады! Мальва! Мальвина! Надя Соломатина! Очень надо. Просто позарез.

— Ты что, пьяный? — еще больше удивился Андрей. — Моя контора не располагает такой информацией.

— Андрей! Не морочь голову! — продолжал напирать Суржик. — У вас там на каждом столе компьютеры. Все обо всех знаете. Кто, когда, куда выехал. Пустяк.

В трубке некоторое время слышалось только легкое пощелкивание.

— Диктуй данные. Фамилия, имя, отчество, год рождения, номер заграничного паспорта и все такое. Попробую, но не ручаюсь. У нас подобных данных нет.

— Запроси через компьютер у соседей. Вы же все друг друга знаете!

— Давай данные.

— Надежда Соломатина. Приблизительно двадцать два, двадцать три. Это все!

— Легко живете, поэты-писатели. Как у вас все просто.

— На том стоим. И стоять будем. Вечно! — пробурчал Суржик.

— Ты хоть отчество ее знаешь?

— Нет.

— Ладно, не отключайся. Учти, с тебя ужин на четыре персоны.

В трубке опять послышалось легкое потрескивание. Ждать пришлось несколько минут. Суржик успел выкурить подряд две сигареты. Очевидно, за это время на счет Суржика набежала фантастическая сумма. Но он никогда не жалел денег. В этой ситуации, тем более. Наконец Фунтов взял трубку.

— Есть две Соломатины. Одна Владимировна, сорок первого года рождения…

— Не моя! — поморщился Суржик.

— Вторая Игоревна, тридцать шестого года рождения. Подходит?

— Значит… ты в этом уверен? — задумчиво пробормотал Валера.

— В текущем году твоя Надежда Соломатина границы Российской Федерации не пересекала! — жестким официальным тоном сказал Андрей и отключился. Явно в тот момент рядом с ним был кто-то из посторонних. Фраза звучала как строка из приговора Верховного суда. Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал. Но он внушал надежду в ближайшее время найти Надю.

Суржик уже собирался сунуть ключ в замок зажигания, как у него вдруг, уже в который раз (!), дико заболела голова. Виски стиснуло раскаленным обручем, а затылок налился свинцом. Подобные приступы начались около года назад. Совладать с ними можно было только абсолютным покоем. Никакие таблетки не помогали. Валера осторожно откинул голову на подголовник и, тяжело дыша, застыл в неподвижности. Надя, Надя…. Она единственная, кто могла помочь. За четыре дня, проведенных вместе, она дважды ухитрялась какими-то пассами вокруг его головы снять эту дикую боль.

Неожиданно опять, как вязкий болотный туман, наплыло воспоминание…

Под утро они лежали на широкой кровати, укрытые только простынями. Оба не спали. Спальню заливал нервный неоновый свет от фонарей с набережной.

— О чем молчишь? — вполголоса спросила она.

— Так… ни о чем, — вздохнул Суржик.

И вдруг его прорвало. Уже долгие годы он ни с кем не говорил откровенно, не делился тем, что в действительности волновало, что тревожило и в глубине души даже страшило. Бесконечные общения с друзьями-приятелями, редакторами, режиссерами и просто шапочно знакомыми — не в счет.

— Как жизнь? Все отлично?