Татьяна Алюшина - Просто о любви

Он достал из пачки новую сигарету неловким нервным движением, закурил, сильно затянулся, посмотрел на Степана.

— Мы с ней все по съемным квартирам мыкались. Мы же с Верой у ее мамы тогда жили, это потом Ольга Львовна в бабушкину однокомнатную переехала, после нашего развода. У моих родителей однокомнатная, а Лена, вторая моя жена, она приезжая, не москвичка и младше меня на восемь лет. Я, когда женился, уже жалел. Все она чего-то требовала, пилила, наставляла, как карьеру делать, как деньги зарабатывать, что должен, чего не должен. Но ты знаешь, я ей даже благодарен! Вот не вру! Поменял я работу, чтобы не круглые сутки с ней видеться, и стал в дела от нее сбегать, на работе дольше всех задерживался, в любые командировки ездил и так усердствовал, что попер в гору и не заметил. Сейчас заместитель генерального с зарплатой солидной, с процентами от сделок и отличной перспективой. Когда должен был получить первые большие деньги, пошел и подал на развод. Не хотелось мне с Ленкой делиться. Честно признаюсь.

Она скандалила, плакала неделю, но уступила, развелись мы. Денег я ей дал каких-никаких, квартиру на год вперед оплатил. Вышел из дома и прямиком к Вере. А она меня выставила. С сыном, говорит, общайся в любое время и сколько хочешь, препятствовать не буду, ты отец, а обратно не пущу. Я сколько раз приходил, уговаривал, и Ольгу Львовну подключил к уговорам, а она гордая, нет, и все!

«Скорее глупая», — подумал Степан.

— Вот я решил, что у нее с тобой все всерьез. Разозлился, само собой, хотел с тобой по-мужски разобраться.

«Интересно, как бы ты это сделал, дорогой! — усмехнулся про себя Степан. — У тебя и сейчас кишка тонка, вон за разрешением ко мне пришел, а туда же, «разобраться по-мужски»!»

— А потом задумался, — продолжил исповедь муж-возвращенец. — Нет, думаю, что-то здесь не так! Столько времени они встречаются — и ни туда ни сюда! И понял, что Вера на меня так сильно обижается. А тут беда с ней случилась, и я решился: все, пусть как хочет сопротивляется, не отступлюсь! И сын у нас, и, кроме нее, мне никто не нужен!

— Правильно, — поддержал решение Степан. — Когда беда случается, всяческая глупость отпадает сама собой. Береги, Игорь, свою семью. А пацан у тебя замечательный и теща хорошая. Удачи.

— А ты ничего против не имеешь? — остановил вопросом Игорь встающего из-за стола Степана.

— Я не понял, — «включил» доктора, на сей раз, видимо, психолога, Больших, — тебе что, мое благословение нужно? Или ты за отпущением грехов ко мне обратился? Так это не ко мне! Нужна тебе твоя семья? Так и дерись за них зубами, когтями, а не проверяй, свободен ли путь! Ей сейчас не покаяния твои нужны и не жалобы, а твердое руководство! Да, трудно, да, больно — слезы вытер, по головке погладил и за руку на процедуры и к врачам отвел! А ты решил мне тут каяться! У меня самого грехов мужских не отмолить! Иди и делай то, что должен, если ты мужчина! А мне пора!

Он встал, кивнул Игорю, прощаясь, подошел к официанту, расплатился и, выйдя из кафе, направился обратно в больницу. Побеседовать с доктором, на чьей фамилии вся Россия держится.

Стаськин фордик стоял на своем месте под домом.

Решив не звонить в домофон, не предупреждать о своем приезде, Степан дождался, когда из подъезда кто-то выйдет, и, пренебрегая лифтом, помчался по лестнице, перемахивая через три ступеньки, на ходу улыбнувшись пришедшей в голову мысли, что приобретает новый навык, имеющий все шансы перерасти в привычку, — скачет вьюношей по лестницам к любимой женщине.

Он долго звонил, но никто не торопился открывать. Вспомнив о наличии ключей от ее квартиры в своем кармане, Степан открыл дверь и вошел.

— Стася! — позвал он с порога. Тишина в ответ.

Он разулся, снял куртку, обошел планомерно квартиру, не обнаружил хозяйки, только кружку с остывшими остатками чая у компьютера.

— Ладно, подождем! — радостно поделился планами с квартирной тишиной Больших.

Прилег на диван, включил телевизор и уснул спокойным, нетягостным сном.

Стаське захотелось пройтись.

Она частенько пускалась бродить, когда назревала потребность обдумать что-то или прилетала грусть-тоска.

Станислава преданно и верно любила Москву больше всех городов в мире. Особенно старую часть города, центр. Небольшие улочки со странными заворотами и неправильными углами пересечений, невысокие дома, неожиданные в каменном пространстве маленькие скверики, Бульварное кольцо. Все это настраивало ее на какой-то минорный лад, спокойный, умиротворяющий, помогая течь мыслям неспешно, самим выбирая направления размышлений.