Вера Колочкова - Трава под снегом

– Вы… Вы просто про себя неправильно думаете, наверное, оттого и не замечаете ничего! Вы внутри на себя очень сильно злитесь. Вы перестаньте злиться, и…

– С чего это ты взял, что я злюсь? – резко и раздраженно дернувшись, повернул он к мальчишке голову. Смотрите, какой провидец нашелся!

– Ну, у вас вид такой… Будто вам от самого себя плохо.

– Ладно. Не придумывай. Ступай лучше на кухню, поищи там чего-нибудь в холодильнике, а я пока камин растоплю.

Через полчаса они дружно уселись перед весело потрескивающими березовыми поленьями. Командор, откинувшись в кресле-качалке, наблюдал, как Илья пытается поджарить на огне кусок докторской колбасы, нанизанный на шампур, как весело дрожит пламя в его светлых глазах, делая их похожими на два маленьких озерца, зеркально отражающих в своем нутре багровые закатные сполохи.

– Сгорит же! Невкусно будет… – прокомментировал он его старания.

– Наоборот, вкусно. Дымом пахнет.

Прицелившись к куску побольше, Илья впился зубами в горячую, покрывшуюся коричневой корочкой колбасную мякоть, стал жевать с удовольствием. Командор молчал, наблюдал за ним из-под опущенных век. Потом перевел взгляд к огромному окну, за которым вдруг повалил запоздалый мартовский снег. Прямой, аккуратный, плотный, он будто вошел к ним в комнату, подступил совсем близко.

– Ух ты, как здорово… Снег какой… – задохнулся от восторга Илья, и подскочил на ноги, и пошел навстречу белой картине, так и не выпустив из рук шампур с колбасой. – Смотрите, как здорово! Нарисовать бы… Снег, сумерки, бетонный забор, за забором дом с желтыми окнами… А почему тот дом вплотную к забору стоит? Он тоже – ваш?

– Нет. Это дом Хрусталевых.

– Хрусталевых? Как интересно… У моей тетки тоже фамилия Хрусталева.

– Да. Она как раз и жила в этом доме.

– Леська?!

– Ну да. И ты тоже жил. Ты не помнишь просто.

Мальчишка быстро отвернулся от окна, уставился на него в испуганном недоумении. А что, взять да и рассказать ему, что ли? Взять да и выложить всю правду, как он этой его тетке Леське…

жизнь сломал? Именно так пафосно выразился его простодушный правдолюбец-сынок – жизнь сломал. Как будто он только и думал в тот момент о том, что ей жизнь ломает и что Хрусталевы ее с ребенком из дома выставят. Да ему вообще наплевать было, выставят они ее или нет! Сама виновата, что под руку ему попалась! Конечно сама…

– А… Я теперь понял… Так это вы и есть тот самый… Который Леську обидел? Это из-за вас она ночами вскрикивала и тряслась потом, и в подушку плакала…

Господи, и этот туда же! И этот – обидел! Обвинитель хренов. Еще молоко на губах не обсохло, а туда же, готов с обвинениями. И без него уже все внутри к ночи колотится, мертвым железом схватывается. Не продохнуть. Сейчас еще и сука-луна на небо вывалится, добавит желтой тоски к обвинениям. Хотя при чем тут луна… Луна – это так, безобидная внешняя атрибутика. И нечего на нее спихивать свою неосознанную маетность. Вернее, осознанную уже. Пора ее признать, принять, идентифицировать, дать ей имя, повернуться к ней лицом, а не бежать от нее в Тибет, или куда там другие от нее сбегают.

– Понимаешь, парень… Как бы тебе объяснить, чтоб ты меня понял? Я не то чтобы ее обидел, я тогда… Я просто думал, что у меня право есть. Я был уверен, что вырвал у жизни право сильного. И могу распоряжаться мелкими жизнями по своему усмотрению. Согласись – ведь кто-то должен быть сильнее других? Без силы и власти мир просто существовать не может…

Он вдруг осекся на полуслове, сухо закашлялся, будто напала на него стыдливость от только что сказанного. И впрямь – чего разговорился при пацаненке, Цицерон недоделанный? Он же не взрослый мужик, он ребенок еще. Что он понимает вообще? Вон как раскрыл на него светлые глаза-блюдца, смотрит не мигая. О боже, ну зачем, зачем на него так смотреть… неуютно? И вообще, с какой такой целью он его сюда привез? Чтобы про силу и власть объясняться? Смешно… Глупо и смешно, честное слово!

– Нет… А я бы ни за что на такую силу и власть не согласился… – тихо произнес Илья и даже головой помотал из стороны в сторону для верности. – Ну их, вашу силу и власть. Даже перед страхом смерти бы не согласился. Даже под пытками.

Усмехнувшись, Командор прикрыл глаза, откинул голову на мягкую спинку кресла, оттолкнулся носком туфли от пола. Кресло послушно закачалось, даже скрипнуло немного, будто захотело поддакнуть его скепсису. Да, как же, мол, не согласился бы ты! Как миленький бы согласился, если б дали тебе откусить от силы да власти! Только как там в бородатом анекдоте говорится – съест-то он съест, да кто ж ему даст! Ишь какой малолетка интересный попался, не согласился бы он…