Николай Климонтович - Против часовой

Поезд дернулся, набрал ход, довольно прытко выбрался из грязных пригородов, больше похожих на деревню, завешанную сушащимся разноцветным тряпьем — Наташа не уставала дивиться этой мексиканской частной чистоплотности при том, что вокруг, в общественном пространстве, все было так грязно, — и покатил было кукурузным полем. Но тут же застучал по мосту над довольно глубоком оврагом, — каньоном, наверное, надо было привыкнуть говорить, — а там унырнул в черный туннель, и над окном включилась настолько тусклая лампочка, что при ней не только читать, но и разглядеть лица попутчика было бы нельзя. Разве что заниматься любовью, ни к селу ни к городу подумала Наташа. И, как всякая женщина, мыслящая в этом отношении много конкретнее, чем всякий мужчина, подумала но с кем же?

Когда поезд, наконец, снова вышел на свет божий, Наташу отвлекли виды. Поезд опять шел как бы по горе, а внизу теперь были видны буйно разросшиеся леса лиственного свойства. И Наташа подумала, что чем-то они напоминают уральские — своим буйством и дикостью, — интересно, растет ли в них на солнечных полянках земляника… И тут Наташа безусловно снова заснула бы, разжала руки и неизвестно — осталась бы она при сумочке, но в дверях началась какая-то толкотня. И в купе вошла старуха-индианка, толкая перед собой небольшую козу.

Коза, по-видимому, была совсем молоденькая и симпатичная, она умильно двигала розовыми губками и смотрела умными черными глазами из под белых бровей. Наташа вежливо улыбнулась сначала козе, потом старухе и поняла, что опять засыпает. Она успела подумать, что старуха с козой не украдет у нее ничего, сунула сумку под бок и все-таки заснула.

Перед отправкой автобуса, который должен был везти Наташу из старинного города Чиуауа дальше на север, она отказалась сдавать в багажное отделение, которое помещалось в боку под грязной откидывающнйся крышкой, свой чемодан. Водитель лишь покачал головой и ухмыльнулся. Но возражать не стал. Зато Наташа показала ему свою заветную бумажку и он кивнул головой, сделал жест: мол, проходите. Дело в том, что Наташа страшно боялась сесть не в тот автобус, но попала как ни странно в тот.

Внутри автобуса Наташа хотела было втиснуть чемодан под ноги, но кресла стояли слишком тесно. Тогда она пересела на заднее сидение, а чемодан поставила к стенке, на пол.

Она была так возбуждена приближением к цели, что почти не смотрела на город. Заметила лишь, что этот — даже более американский, чем все виденное, все вывески здесь были по-английски, вот что значит приближение к северной границе. За площадью, где высился непременный, как кактус, собор с голубями, автобус, поплутав, пробился сквозь бесконечные заводские кварталы с прямыми дымящими тубами, и выехал, наконец, на шоссе.

В салоне было грязно и страшно душно — кажется, никаких кондиционеров здесь не было предусмотрено. Коз никто не вез, но судя по лицам и одежде, ехали в автобусе крестьяне, может быть — пастухи, потому что в автобусе слегка попахивало хлевом. Кое-кто из пассажиров достал какую-то снедь, но едва у одного в руках оказалась бутылка, как шофер, видно заметив ее в зеркало, что-то громко крикнул, и бутылка исчезла.

Наташа испытывала волнение, как перед экзаменом, как перед долгожданным свиданием, волнения, которого она так давно не испытывала — разве что перед защитой. Но в том-то и дело, что тогда в ее руках было защищаться, а сейчас она доверилась судьбе… И еще, — она чувствовала это сама, и всячески корила себя — она испытывала сомнения. Она за последние дни так уверилась в правильности своей авантюры, но теперь говорила себе куда, зачем, зачем… Сейчас, в этом вонючем автобусе Наташа отчего-то уверилась, что и здесь Валерку не найдет, как не нашла его в Мехико. И уже уговаривала себя: ну, ничего, ничего, надо только убедиться, а деньги ведь есть, и есть в Москву обратный билет… Она уже представляла, как, сидя на уютной кухне Алки, она будет, потягивать мартини — Алка пила только мартини с кампари и соком, — и рассказывать о своих невероятных приключениях. Нет, не о том, конечно, что не нашла никакого Валерки — Алка не знала о цели ее поездки, и никто не знал и не узнает, только Солвейг, но это не в счет, — а о головокружительном приключении на карибском острове, и о фиесте мексикана…

Автобус затормозил. Потому что слева остановился встречный автобус, точно такой же. Наташе хорошо было видно, как из чужого автобуса вышел точно такой, как их, водитель, и тут же появился и Наташин. Они перекинулись парой слов, расстегнули ширинки и, стоя плечо к плечу, помочились на обочину. Потом стукнули друг друга по плечу и громко крикнули адьес, амиго, и каждый поехал своей дорогой. И Наташа подивилась такой традиции, решила, что и об этом расскажет Алке, поделится своими этнографическими наблюдениями…