Лана Капризная - Записки из модного дома

2. Откровенная одежда: прозрачные блузы, голый живот, микро-мини. Тело, выставленное на всеобщее обозрение — уже всеобщее достояние. А такая доступность большинству мужчин не по вкусу.

3. Сильный запах парфюмерии — пудры, укладочных средств и духов. От тяжелых сладких ароматов мужчинам становится дурно, и они без промедления сбегают от «пахучих» девушек.

4. Длиииииинные ногти. Мужчины их просто бояться, представляя, что эти руки могут касаться уязвленных частей его тела. Бррр! Впрочем, есть мужчины, которые обожаю длинные ногти: они могут делать красивые узоры на спине.

5. Культивирование собственных недостатков. Мужчины просто выходят из себя, когда их спрашивают: «я ведь не толстая, правда?», «что мне купить, что тебе нравится?», «какую прическу сделать?» Нет ничего более непривлекательного, чем эти сомнения.

Григорий Алексеевич предупредил меня, чтобы я захватила «накидку», а то вечером может быть прохладно. Без всяких задних мыслей я захватила верх от кашемировой «двойки» Pringle, и, только когда мы высадились на причале Эминеню и мне в лицо ударил морской бриз, я забеспокоилась:

— Мы куда-то плывем?

— На Принцевы острова, не пожалеете, — улыбнулся Закревский.

Блиииин, так у нас романтика!

На ретропароме мы отправились на дальний остров знаменитого курортного архипелага — Бююкада. Я никогда не думала, что существуют такие милые и спокойные места: старые дома с аккуратными садиками, тишина, морской ветер ласкает лицо, врываясь в открытое окно древнего такси. При входе в отель «Splendid» нас встретил метрдотель и провел в ресторан, расположенный на мраморной террасе с потрясающим видом на Мраморное море и весь Стамбул — от морского терминала Йеникапы до новостроек Бостанджи.

Сопровождая меня за столик, Закревский пояснил свой выбор:

— Этот отель построен в начале двадцатого века, он сам по себе ценность в нашем мире скоростей и моды, — он улыбнулся. — Хозяева тщательно поддерживают его «раритетность». Так, в каждом номере вместе с обычной мебелью — антикварная, со старыми медными табличками Constantinople.

Я искоса взглянула на своего кавалера, прикидывая, увижу ли такую табличку именно этой ночью? Если, конечно, будет время таращиться по сторонам.

От свежего воздуха я проголодалась и с удовольствием съела сочный кебаб из молодого барашка. Кто бы мог подумать об этом еще сегодня днем! В лунном свете, заливающем террасу, я наконец-то расслабилась, пила вино, смотрела на море.

Мы болтали о пустяках.

— Нынешние роскошные курорты — Канарские и Сейшельские острова — бывшие каторги Испании и Франции, место ссылки преступников, — рассказывал Закревский. — Как и Австралия для Великобритании. И даже не из-за удаленности, а из-за ужасного климата и тяжелых условий жизни. Турция на этом фоне — цивилизованное место.

— У вас была реальная возможность сравнить? — спросила я.

— Да, я много где побывал…

— Деньги — приятная возможность для расширения кругозора, — ввернула я какую-то цитату из классиков. А может, сама придумала.

— Семья у меня состоятельная, не отрицаю. Но вопреки расхожему мнению о богатых людях, деньги значат для меня много. Они дают свободу и возможность выбрать занятие по душе. Ведь богачи часто имеют в жизни весьма неудобный подводный камень — свою собственную праздность. Жизнь по большей части проходит в изыскивании какого-нибудь времяпрепровождения, чтобы не скучать.

— Вам всегда нравилось заниматься лошадьми? — неожиданно для себя спросила я и тут же прикусила язык. Ну вот, теперь до скончания века мне слушать лошадиные истории!

— Лошади — приятная тема для разговора, — чуть помедлив, проговорил Закревский, — но я все же предпочитаю сегодня поговорить на другую тему. Расскажите о себе.

Я отпила вина и посмотрела на огоньки вдали.

— Я люблю моду, хотя иногда и ненавижу ее. Знаете ли, трудно жить в постоянном напряженном ожидании того, какую сумасшедшую идею выкинут законодатели мод, — немного подумав, я добавила: — Но… мода для меня — единственная отдушина. Я живу одна, уже… много лет. Мои родители погибли… давно… Это глупо, это примитивно, но мода наполняет мою жизнь.

— Извините, я не хотел сделать вам больно, — Закревский действительно выглядел расстроенным.

Мне почему-то было очень приятно. Я улыбнулась ему:

— Ничего страшного, прошло уже много лет. А я не отношусь к людям, которые лелеют глубокие душевные раны.