Елена Рахманова - Женское счастье

– Степаныч, это кто? – спросила Ирина, с трудом отрываясь от самозабвенных жалоб на бесчувственного Севочку.

– Местный мент, – сообщила подруга. – И сейчас как раз время его обхода.

– Надо же, обход. У вас тут все по-серьезному, – уважительно заметила Людмила.

– А как же, Степаныч знает, когда люди за стол садятся, – объяснила хозяйка дачи.

Николай Степанович Ныдбайло был невысок, объемист и неспешен. Торопливость была ему просто противопоказана, с его-то животом, выдающимся вперед, как волнорез на моле. В жаркую погоду он через каждые несколько шагов останавливался, снимал фуражку и степенно вытирал лысину, лицо и шею огромным клетчатым платком, потом снова надевал фуражку.

Его сопровождала, отстав на полшага, Матильда фон Оффенбах, купленная по милицейскому случаю шибко породистая овчарка иноземных кровей. Мотя, как ее теперь величали по-простому, толщиной не уступала хозяину, а неспешностью так даже превосходила его. При взгляде сверху она напоминала обросший густой шерстью широкий диван на ножках, который при этом еще и двигался, правда с черепашьей скоростью.

Когда – в критические дни – Мотю начинали одолевать поклонники, она просто садилась на землю необъятным задом и, прикрыв глаза, впадала в дрему. Сдвинуть ее с места не представлялось возможным. Поняв тщетность своих усилий, окрестные псы, с тоской во взоре, отправлялись на поиски более сговорчивых красавиц.

Из меланхолического состояния Мотю мог вывести только вид еды. Все равно какой. Задабриваемая дачниками, как представительница правоохранительных органов, она очень скоро научилась употреблять любую пищу – от малосольных огурчиков до пирожных с кремом. Правда, спиртного в рот не брала, хотя находились охотники подпоить бедную животинку. Ну кто же не пьет на халяву?! Мотя же упрямо воротила морду.

Когда неразлучная парочка мелькнула точно позади их кустов сирени, Татьяна бросилась к калитке.

– Здравствуйте, Николай Степанович, – поздоровалась она с милиционером. – Как здоровье?

– Спасибо. Все путем, все путем, – произнес он и осведомился: – Когда переезжать будете или уже переехали?

Остановившаяся рядом с ним Мотя устремила взгляд на руки женщины, и недоумение тут же отразилось в ее глазах. В руках ничего не было! Как же так?

– Нет еще, – ответила Татьяна и заговорщически понизила голос: – А вы не зайдете к нам, не составите компанию? Поговорить надо…

– Отчего же не зайти, – ответствовал Степаныч и вплыл в предупредительно распахнутую калитку.

Направление он выбрал сам, причем безошибочно.

– Здравствуйте, девоньки, – поприветствовал местный страж правопорядка собравшихся за столом и тяжело опустился на скамью.

Мотя, с сомнением посмотрев на ступеньку, ведущую к беседке, решила себя не перетруждать и, одновременно подогнув все четыре лапы, рухнула на землю. При этом бока ее заходили как потревоженный студень.

Гостю тут же наполнили тарелку и предложили рюмочку. Но он отказался, окинув этикетки на бутылках опытным взглядом.

– Не надо, мне еще две улицы осталось обойти. А вот от пирожков мы с Мотей не откажемся. Правда, собаченька?

Собаченька не ответила, но чуть повела ухом. Под морду ей тотчас была поставлена пластиковая тарелка с куском курятины и парой пирожков. Мотя попыталась было слизнуть их, не поднимая головы, но язык оказался коротковат. Пришлось чуть приподняться и вытянуть шею.

Угостившись на славу, Степаныч дал понять, что готов слушать.

– Скажите, а вы не знаете, куда подевалась Семеновна? Она что, дачу продала? – спросила Татьяна с замирающим сердцем.

– Продала.

– Так где ж она теперь жить-то будет? У нее ни дома, ни родных.

– Да нашлись вроде родственники… не то в Краснодарском, не то в Красноярском крае, – ответил Степаныч.

Похоже, худшие Татьянины предположения оправдывались.

– И вас ничто не насторожило?

– Чего настораживаться-то? Все чин чинарем, по закону оформлено. Не сомневайся, – успокоил Татьяну Степаныч. – Или новый сосед тебе приглянулся, а? Вот справки и наводишь…

Его собеседница зарделась, смущенная подобным нелепым и нелестным, на ее взгляд, предположением. Людмила же неожиданно поинтересовалась:

– А этот Гоша женатый или холостой?

Потрясенные неуместным вопросом подруги, округлив глаза, уставились на нее. Степаныч же, крякнув, сообщил:

– Холостой или разведенный, не скажу, но то, что свободный, – это точно. Так что, девоньки, бог в помощь, если приглянулся. И башковитый, я вам скажу! У него все схвачено… Ну да ладно, пора мне. Мотя, подъем!