Даниэлла Вуд - Пугалки для барышень. Не для хороших девочек

Именно здесь Ева влюбилась в этот дом. Агент по продаже недвижимости, молодая женщина с каштановыми волосами, которая, похоже, сидела на успокоительных таблетках, вывела их на веранду, чтобы продемонстрировать открывающийся с нее вид.

— Настоящий рай, — вздохнула она, сдвинув на лоб очки в черепаховой оправе и жестом гида обвела сельский пейзаж.

С одной стороны в поле среди яблоневых пней паслись стреноженные кони, а с другой — виднелся старый сад, где узловатые фруктовые деревья засыпали землю под собой экономически бесполезными плодами. Но Еве этот старый, крашенный в зеленую краску фермерский домик с облупленными стенами, расположенный в долине километрах в двадцати от города, и в правду показался раем. Ей сразу понравились плети вьюнка вдоль дороги и слегка покосившийся почтовый ящик в развилке старого персикового дерева.

Мебель в комнатах была старомодной и громоздкой. Линолеум в крупную клетку топорщился по углам. Люстры и бра показались Еве слишком нелепыми и массивными для такого домика. Но стоит им продать городскую квартиру, и они сразу же смогут купить этот дом, и еще останется достаточно денег, чтобы приобрести хорошую машину для Адама, так что добираться до города будет совсем нетрудно.

По утрам, когда он приносил Еве в спальню чашку чаю, перед тем как уйти на работу, было еще темно.

— Значит, сегодня великий день? — спросил он ее в то памятное первое утро, целуя в щеку.

— Да, сегодня. Сегодня я начинаю.

Ева доела блинчики и помыла посуду. В ванной комнате побрила ноги, отметив, что ногти на них опять отросли. После душа подстригла их щипчиками. Потом пилочкой придала им красивую форму. А раз уж она привела ногти в порядок, глупо было бы не покрыть их лаком. Так она и сделала: это был оттенок «Роза Мадера» — точно так же назывался номер двадцать один в ее наборе акварельных карандашей «Дервент». «Роза Мадера! Напоминает псевдоним какой-нибудь циркачки…» — думала Ева, нанося второй слой лака. Она высушила ногти и улыбнулась, когда поняла, что именно сейчас наконец-то начала! Никто не сможет сказать, что сегодня она ничего не нарисовала.

На второй день пребывания Ева решила начать по-настоящему. Но что надеть? Все знают, что нет смысла записываться в спортклуб, не купив перед этим комплекта спортивных костюмов из лайкры; невозможно заниматься верховой ездой без бриджей и стильной охотничьей шляпки; а балету не научишься без пуантов и пачки. Ева понимала, что она не сможет серьезно и официально начать свою карьеру художницы, пока не оденется в соответствующем стиле.

Она раздала все свои деловые костюмы, чтобы не было искушения вернуться в офис: в ее гардеробе остались только джинсы, свитера и вечерние платья. Раньше, когда живопись была для нее всего лишь хобби и она баловалась красками на террасе их городской квартиры по выходным, она надевала старые футболки Адама и спортивные брюки. Теперь все иначе, так дело не пойдет.

Ближайший городок находился в часе езды по извилистой дороге. Он утратил былую славу лет десять назад, когда здешнее садоводство постиг яблочный кризис. Но жизнь еще теплилась в нем благодаря хиппи, которые раза два в неделю спускались из своих хижин на холмах. В городке не было ни банков, ни почты, зато имелись кафе, где можно было выпить неплохого чаю, и магазинчик секонд-хенд. Ева рассчитывала вернуться домой не позднее чем через полтора часа.

— Среда сегодня, — сказал Еве некто волосатый, проходя мимо закрытой двери секонд-хенда.

— Простите?

— Среда.

— И что?

— По средам открывается только в два.

Ева посмотрела на часы. Было двенадцать.

— Ах, в два? Спасибо.

Ева сидела в кафе на бугристом кожаном диване, разглядывая синие бархатные занавески, оказавшиеся в непосредственной близости. Пила чай, читала старые журналы «Гармония» и время от времени поглядывала на дверь секонд-хенда. Впрочем, время не было потрачено зря. Ей в голову пришло немало критических мыслей по поводу абстрактных картин на стенах кафе: их обозрение вполне можно было засчитать как искусствоведческую практику.

Секонд-хенд открылся после двух. В нем пахло грязной синтетической одеждой, плесенью и стельками. Но в углу, на вешалке, Ева нашла именно то, что искала. Это была настоящая блуза художника: полосатая, без ворота, ткань на краях манжет была заношена. Кто-то уже писал в ней картины. Наверняка ее выбросили из-за пятен засохшей краски. Краска была в основном теплых тонов — коричневая, красная и желтая: хороший признак, добрый знак, ведь это любимые цвета Евы. Обычно она избегала фиолетового цвета и темных, агрессивных оттенков синего.