Люси Рэдкомб: Свет надежды

Лоренс себя романтиком не считал. Однако даже у него от такого определения брачного союза мурашки по спине побежали.

— А не слияние родственных душ?

— Вот скажи; тебе что, и впрямь для полноты счастья позарез нужна родственная душа?

— Ну, честно говоря, мне и без родственных душ неплохо, — признался Лоренс. — Но ты, например, можешь представить себе па без ма, или ма без па?

— Исключения, безусловно, встречаются, — неохотно согласился Бенджамин. — Вообще-то я пытался совместить любовь и брак, как ты помнишь. Однако если позабыл, напоминаю: все пошло слегка не по плану.

Лоренс ограничил изъявления братского сочувствия хлопком по плечу.

— Надеюсь, из-за такого пустяка, как сбежавшая невеста, ты не позволишь себе остаться одиноким, озлобленным холостяком?

— О, жениться-то я непременно женюсь, вот только любовь в списке приоритетов окажется не на первом месте и не на втором. Собственно говоря, в список она вообще не войдет. — Бенджамин кисло поморщился. — Жениться сейчас или через пять лет — какая, в сущности, разница? Куда торопиться-то?

А что, если в устах брата это замечание — вовсе не образчик «черного юмора»? Что, если он и впрямь подыскивает мать для своих детей? Что, если он положил глаз на Розанну Клиберн?

Шутка, конечно, что надо! Впрочем, он, Лоренс, например, даже не улыбнулся. Теперь, когда сумасшедшая мысль пришла в голову, младший Гиллард понял, что ему она ой как не нравится. Это же очевидно: Розанна Клиберн — совершенно неподходящая жена для его брата!

И наверняка это заключение можно подкрепить множеством веских причин. Ну, то есть если хорошенько подумать, то причины непременно найдутся. Только, когда что-то нутром чуешь, так ли надо докапываться до иных объяснений? А нутро Лоренса в этом вопросе решительно заявляло свой протест.

Морщинка между темными, четко очерченными дугами бровей углубилась еще больше. На карту поставлено счастье родного брата — можно ли отнестись к проблеме легкомысленно? Неудивительно, что Розанна Клиберн, обладательница наироскошнейших форм — мог ли брат, всякий день имея возможность любоваться ими с утра до вечера, не подпасть под их очарование? — занимает все его мысли. Близкое соседство с такими формами — вещь опасная!

Нет, никак нельзя закрывать глаза на тот факт, что секретарша брата — самая сексапильная из всех женщин, с которыми Лоренс когда-либо сталкивался. Причем она вовсе не щеголяет в туалетах с глубоким декольте, или в мини-юбках, или, скажем, в облегающих полупрозрачных боди. Но каким-то непостижимым образом ей удается в строгих деловых костюмах и скромных туфлях-лодочках выглядеть более соблазнительно, нежели иной женщине — в кружевном нижнем белье.

Розанна Клиберн из тех женщин, на которых мужчинам просто смотреть недостаточно, к таким так и тянет прикоснуться. Четко очерченные губы Лоренса изогнулись в издевательски-насмешливой улыбке: уж это-то он на своей шкуре испытал! Более того, стоит ему лишь взглянуть на секретаршу брата — как она разбирает бумаги или, допустим, идет через комнату, — и воображение тотчас же разыгрывается не на шутку.

Впрочем, конечно же он не поставит под угрозу взаимоотношения с братом только ради того, чтобы утолить низменную, животную потребность.

Но это если предположить, что Бенджамин сам неравнодушен к Розанне. Лоренс, сколько ни бился, так и не сумел вычислить, как именно его брат относится к своей секретарше. В офисе между ними царит полное взаимопонимание... Но насколько далеко это взаимопонимание распространяется за пределы рабочего кабинета? Скажем, в спальню?

Об этом Лоренс никогда не спрашивал и не спросит. Если брат считает возможным совмещать работу и удовольствие — просто-таки напрашиваясь тем самым на неприятности, к слову сказать, — то это дело Бенджамина и только его одного...

— Да ты медаль заслужил, приятель!.. — Кто-то со всего размаху хлопнул Лоренса по плечу.

Лоренс небрежно отшутился. Никакой медали ему не надо. Ему бы выбраться отсюда побыстрее, пока журналисты не набежали.

Черт подери, толпа все гуще!

Меньше всего на свете Лоренсу хотелось привлекать к себе внимание широкой публики. Сколько сил и энергии он тратил на то, чтобы оградить себя от докучного интереса прессы! Не всегда успешно, надо признать.

Мысленным взором он уже видел газетные заголовки... Уж не былые ли журналистские инстинкты в нем пробудились? Вот уже десять лет как младший Гиллард ушел из штата солидной центральной газеты, в которую вонзил свои зубы, едва закончив колледж, но и по сей день отлично помнил — ведь знал-то не понаслышке! — как именно работают мозги прожженного журналюги. Умение просчитать действия газетчиков на несколько ходов вперед порой оказывалось весьма полезным.