Елена Колина - Книжные дети. Все, что мы не хотели знать о сексе

Тоненькая, большеглазая, похожая на холодного ботичеллиевского ангела Зина читала все, а похожая на пухленького шаловливого рубенсовского ангела Ася читала только «про любовь». У Зины все прочитанное было сложено в голове, как в кладовке, все баночки по полочкам и все подписаны, она в любой момент могла вытащить все, что ей требовалось, – сюжет, имена персонажей, рассмотреть, приложить к себе и убрать обратно. Ася читала Мопассана и Золя – набиралась опыта. И пристально, как петух выглядывает зернышко в куче мусора, выбирала «про любовь» из «Войны и мира» – наполняла себя литературными любовями. Чужие любови роились у нее в голове, как будто это не книжки, а сплетни: «А он что?.. А она что?..»

Зина переживала, что она все еще плоская, почти как мальчик. Зина думала, что она плоская, как мальчик, а Ася – от Аси глаз не отвести! Ася как рюмочка – пышная грудь, талия перетянута широким ремнем, она будто затянута в корсет. А Ася думала, что Зина невыносимо красивая, а сама она просто толстушка. Но не переживала нисколько. Ася уже была желанной, любимой.

У Аси был роман со взрослым мужчиной. Ася сама не понимала, осталась она физически девственницей или нет, – скорее, нет. Во всяком случае, она себя больше девственницей не считала.

Как назвать сексуальные отношения взрослого и пятнадцатилетней девочки – любовь? Зина настаивала на страшных книжных словах «растление», «совращение», а Ася ни за что не согласилась бы с расхожей формулировкой, что ее «растлил какой-то тип». Она не влюбилась в этого человека, но это было еще лучше, чем любовь, – быть не такой, как все, вести двойную жизнь. Она приходила на уроки из постели взрослого влюбленного мужчины и непонимающе смотрела на одноклассниц – как они могут переживать из-за оценок?!.. Ася рассказывала Зине подробности – как он ее целует, как гладит, какие слова шепчет. Зина слушала – и не слышала, как будто мысленно зажимала уши и кричала сердито – не говори, не говори!

Роман длился месяц, и в обеих девочках все это время пузырьками бурлил страх, выплескивался наружу: Зина нервно похудела, побледнела, а Ася нервно поправилась, порозовела. Зина боялась, что Ася теперь – плохая, а Ася волновалась, чтобы не узнали.

– А мне нравится Душечка! Она любит всех своих мужей, – с места сказала Ася.

Ася взглянула на Зину, Зина улыбнулась Асе.

Итогов этого месяца – месяца растления, любви? – было два, Зинин больной живот и Асины стихи. У Зины все время Асиного романа болел живот – от страха. Роман закончился, но боль не прошла, и ее маме пришлось отвести Зину к врачу, откуда они ушли с диагнозом «нервный спазм кишечника». Ася начала писать стихи, стихи лились из нее непрерывно, как вода из крана. Ася никогда прежде не проявляла интереса к литературному творчеству, Ася рисовала. Отец кричал ей «рисуй!», как другим кричали «делай уроки!». И вдруг – стихи. Стихи были совершенно эротическиоткровенные, бесстыдные-бесстыдные, написанные человеком, который без всякого стыда счастлив на празднике своего тела.

Зина выбрала самое нейтральное и послала стихи в журнал «Юность». Стихотворение начиналось со строчки «Спасибо, что все оказалось похоже…» и было о физической любви, но можно было подумать, что о любви ко всему, к жизни.

Никто не удивился, когда Асины стихи напечатали в «Юности», а затем в сборнике «День поэзии». А чему было удивляться? Все знали, что Ася талантлива во всем, она рисовала, мгновенно преображала тусклое платье каким-нибудь странным штрихом вроде кусочка меха, выдранного из сапога, фотографировала – и забывала проявить пленку, читала запоем стихи – и не узнавала ни одного поэта. Ася была небрежно талантлива, а небрежному таланту всегда успех. Зина умерла бы от счастья, если бы ее напечатали, а Ася, увидев журнал со своими стихами, улыбнулась и сказала что-то вроде «мя-ау!». Но у Зины была только одна способность – Зина все читала и все помнила.

– Женщина предназначена для любви к мужчине, – сказала Ася.

– Какому такому муш-шчине? – удивилась учительница.

– Не к муш-шчине, а к Гению или хотя бы Таланту, – вмешалась Зина. – Женщина должна жить страстью. К Генеральному секретарю, президенту, великому ученому, писателю…

– Да?.. А если ты выйдешь замуж за алкоголика, за ничтожество? – Что-то личное, надрывное прозвучало в словах учительницы.

– Я?! – презрительно скривилась Зина. Как будто учительница литературы предложила ей съесть лягушку, или сделать такой же, как у нее, начес из сожженных перекисью волос, или примерить свою давно вышедшую из моды кримпленовую юбку с отвисшей попой.