Джулианна Морис - Улыбка Моны Лизы

— Но ты отзываешься на свою девичью фамилию, и у тебя нет обручального кольца.

— Ты же современный человек. На дворе двадцать первый век. Теперь многие женщины не носят колец и оставляют свою фамилию. — Ники тряхнула головой, золотые завитки волос мягко блеснули, и Люк вспомнил, что обычно она стягивала свои волосы резинкой в конский хвост, оставляя спереди густую челку, падающую на глаза.

Никто в те давние дни не мог заглянуть в ее глаза. Глаза Ники — ясные, синие и яркие — передавали каждую эмоцию, которую она пыталась скрыть. Люк всегда обращал внимание на глаза женщины. Конечно, он обращал внимание и на другие части женского тела, но глаза были самым важным.

— Так ты замужем? — Он прищурил глаза, глядя на нее, и рассердился сам на себя. Он флиртовал с нею, хотя флирт с замужними женщинами был табу для него.

— Я развелась, — сказала она. — И прежде, чем ты сделаешь свое предположение, объясняю: я сама ушла от мужа. Оказалось, что мы несовместимы.

Люк даже обрадовался, что Ники ответила так честно, но теперь он хотел знать, почему она рассталась с мужем. Означал ли их развод сексуальную несовместимость или дело было в другом? Тут важны детали. Он почувствовал, как разгорается в нем любопытство. Остается надеяться, что провинциальная болтливость Ники даст ему ответы на все вопросы.

— Мне нужно прийти завтра пораньше, чтоб начать работу в саду, — уклончиво сказала она, к его великому разочарованию. Она явно не хотела говорить о разводе. Люку стало стыдно. Он и сам не любил распространяться о своей бывшей невесте и причине, по которой они разошлись.

— Почему так рано?

— Не люблю жару.

— Ты живешь в Иллинойсе, — напомнил ей Люк. — Здесь летом всегда жарко и влажно.

— Но в этом году для конца мая слишком жарко. Лучше поработать ранним утром. Если хочешь, присоединяйся. Буду рада.

— Нет, я тут же сгорю на солнце.

— Хочешь сказать, что есть нечто недоступное для великого и уверенного в себе Люка Маккейда? Или тебе не хочется выполнять грязную работу? Слишком занят приобретением собственности и зарабатыванием еще одного миллиона долларов?

Он нахмурился и с некоторой долей раздражения сказал:

— Тебе следует носить шорты, раз ты не любишь жару, — он попытался, но так и не смог вообразить Ники в одежде, которая не была бы на четыре размера больше, чем нужно. — Что-нибудь… обтягивающее.

Хотя она была одета как монашка, Люк все-таки наше место, на котором остановился его пристальный взгляд. Ее шея.

У Ники была самая нежная кожа, которой он когда-либо касался. Он помнил то ощущение, когда он прикоснулся к ней своими шершавыми мальчишескими пальцами. Помнил и разочарование оттого, что Ники отскакивала от него, как испуганный кролик, как только Люк начинал заходить слишком далеко. Очевидно, она стеснялась своего тела, и то, как она одевалась, лишь подтверждало это. И все же он мог держать пари, что в Ники таилась мощная чувственность.

Она тут же стала жесткой и колючей.

— Я не могу надеть шорты. Не хочу шокировать профессора.

Люк засмеялся:

— Дедушка не ханжа. Возможно, я недостаточно разбираюсь в живописи, но точно знаю, что он всегда был неравнодушен к красивым женским ножкам.

Его улыбка стала печальной. Люк вспомнил, как дедушка показывал ему шедевры, на которых были изображены обнаженные женщины. Бедный дед! Он наверняка предполагал, что обнаженная натура заинтересует подростка больше, чем ваза с фруктами или Мадонна с ребенком.

— Я помню, — сказал он, пытаясь вернуть ушедшее мгновение детства, — он показал мне картину… Там была женщина с длинными волосами. Она стояла на морской раковине…

— Боттичелли. «Рождение Венеры», — кивнула Ники. Она встала и пробежалась пальцами по книгам, заполнившим полки библиотеки. Минуту спустя она вытащила одну и пролистнула: — Вот.

Да, Люк бы уверен, что это именно та картина, которую он помнил:

— Симпатично…

Услышав его тон, Ники скорчила гримаску.

— Думаю, у нее недостаточный объем груди, чтобы понравиться тебе. Наверняка ты предпочитаешь четвертый номер груди, тонкую талию и длинные ноги. Большинство женщин достигают этого не без помощи пластического хирурга. Конечно, это красиво, сразу и не разглядишь, что груди ненастоящие…

— Я не так поглощен размером груди, как ты думаешь, — защищаясь, сказал Люк.

— Неужели?

— Нет.

Ему нравилась женская грудь. Что правда, то правда. Когда-то он был одержим девушками, которые могли похвастать этой прекрасной частью женского тела. Но со временем Люк понял, что грудь, да и вообще фигура — не главное. Если женщина эгоистична, ее красота не имела для Люка никакого значения.